Подпоручик Владимир Христианович Даватц родился во Владимире 6 июня 1883 года. Окончив Харьковский университет по разделу чистой математики, он был оставлен при университете в качестве доцента, а также преподавал в Высших женских курсах в Харькове. В.Х. Даватц поступил в Добровольческую Армию летом 1919 года, служил на бронепоезде “На Москву”. В 1920 году, он остался в бронепоездных частях Русской Армии генерала Врангеля, был эвакуирован в Галлиполи, а затем в Болгарию.
В 1921 году вышла в Париже его книга На Москву. Осенью 1925 года, в составе 6-го артиллейского дивизиона, В.Х. Даватц переехал в Югославию, где был выбран секретарем Общества Галлиполийцев в Белграде. Он был секретарем Союза русских писателей и журналистов в Югославии и сотрудничал в местных русских газетах, а также в журнале «Часовой». Во время Второй Мировой войны, Владимир Христианович Даватц поступил в Русский Корпус, сражавшийся против коммунистических партизан Тито. Он был убит в бою 6 ноября 1944 года под Сиеницей (Югославия).
Дневник В.Х. Даватца был впервые олубликован в сборнике Трехлетие общества галлиполийцев (1921-1924), издание Вестника Главного правления Общества Галлиполийцев, Белград, 1924, стр. 86-110. Оригинальный текст воспроизводится с незначительным редактированием.
Галлиполи
10 декабря 1920. Галлиполи. Казармы.
Турецкая фелюга остановилась у пристани. Как игрушечный, выглядел маленький четырехугольный бассейн, закрытый со всех сторон одноэтажными, почти разрушенными зданиями. Только с одной стороны стояли двухэтажные дома турецкого типа, и шумная толпа народа сновала по этой улице взад и вперед, наполняла кофейни, заходила в лавки с выставленными на показ инжиром и халвою, и уходила куда-то за невысокий стройный минарет.
Мы выгрузили наши вещи около какого-то амбара. Все ушли осматривать место нашего нового расположения. Я остался на охране нашего имущества. Чуть-чуть накрапывал дождь. Было холодно и сыро. Проходили мимо грязные и усталые русские солдаты; сновали негры, комично одетые в форму цветной французской армии; щеголяли греки, турки, оглашая воздух гортанным говором; и с достоинством проходили французы, одетые с иголочки, выбритые, в элегантных перчатках и начищенных ботинках. И казалось, что никому до нас не было дела.
Я стоял со своей винтовкой, иногда шагая взад и вперед по небольшому пространству у стены. Сколько раз приходилось это делать! Но никогда не думалось мне, что придется стоять где-то на греческой земле, на берегу Дарданелл – и родная наша земля, и родное море – будут для меня закрыты.
– Инжир, инжир… – кричал какой то продавец.
Хотелось есть. Инжир, какое-то восточное пирожное – казались такими вкусными. Но у меня было только двести тысяч рублей и ни одного пиастра: я не мог купить даже коробки спичек.
Только когда стало совсем темно, пришла смена и меня повели по узким кривым улицам. Мостовая шла буграми и ноги часто попадали в какие-то ямы. Повернули за какое-то разрушенное строение и подошли к развалинам мечети. За небольшой каменной оградой горел костер и кипел чайник. Недалеко была раскинута палатка, одной стороною опирающаяся в могилу какого-то мусульманина. И наши офицеры и солдаты сновали в маленьком пространстве ограды, устраиваясь уютней на новом месте.
– Скорее, скорее, – сказал Юрий Лопатто, наливая мне полный котелок супа. – А потом согреетесь чаем…
Стало сразу тепло, и не телу только. Тепло стало душе. Здесь, на чужбине и в изгнании, я находился в своей родной семье. Стали укладываться спать. Солдаты расположились около палатки под открытым небом. Не раздеваясь, во френче, я лег около могилы мусульманина, накрывшись буркой прямо с головой и стал засыпать…