5 августа 1921.
Вчера первый эшелон кавалерии отправился в Сербию.
Теперь уже ясно, что мы распределимся между Сербией и Болгарией. Как обстоит дело с Сербией – я точно не знаю. Принимают во всяком случав на сербскую пограничную службу. Положение офицеров будет восьма двусмысленное: они поступают на службу простыми сержантами и будут иметь только на рукаве отличительный знак.
Условия Болгарии известны мне по копии договора, который мне показал сам Кутепов. Болгария не принимает нас на службу. Ho весь акт проникнут исключительным доброжелательством и достоинством. Принимаемся мы только как армия, под командованием генерала Врангеля, и сохраняем свою внутреннюю организацию. Оставляется
право ношения формы с обязательством взаимного чинопочитания и т. д.
Куда пойдет наш дивизион – пока неизвестно. Больше говорят, что мы уйдем в Сербию.
13 августа 1921.
Вчера отправился в Сербию второй эшелон кавалерии.
Стройно грузились войска на стоявший в порту «412». Проходили мимо Кутепова, поворачивали на длинный мостик к пароходу и скрывались, поглощенные его трюмом.
Кутепов стоял, немного впереди остальных генералов, крепкий, уверенный, и смотрел на уходящие части. Оркестр играл какой-то марш, томительно щемящий, от которого навертывались слезы. И, казалось, что сам Комкор под оболочкой внешнего спокойствия затаил в своей душе эту томящую тоску. Что мог думать он, беззаветно преданный армии ? Величайшим напряжением его воли на развалинах Галлиполи создалась из ничего Русская Армия. Сколько месяцев жили вместе, надеялись, страдали, верили и отчаявались. И вот, теперь, уходят они куда-то, отрываясь от тела армии, куда-то на новую жизнь, на сербскую службу… Уже много офицеров сняли офицерские погоны и пошли в серых солдатских рядах…
Уходя я встретился с Резниченко.
– Грустно мне, – сказал он. Точно на похоронах…
– Да, грустно, – отвечал я. – Будем верить. Знаю только что из Галлиполи будем уезжать с болью…
– Вы правы, – сказал Резниченко. – Там, в Сербии, может быть животу будет лучше, a духу – хуже…
(Дальнейшая отправка прекратилась. Опять томительное ожидание. Нас посетили Карташев, Хрипунов и Кузьмин-Караваев. Подымается вопрос о командировке студентов в Прагу. Академическая группа устраивает поверочный коллоквиум. Части разъезжаются. Получаю неожиданное приказание выехать в Константинополь. День приезда совпадает с гибелью «Лукулла». Главнокомандующий принимает меня в здании русского посольства в штатском костюме. Обстановка комнаты – случайно подобранная мебель и походные кровати. Мой доклад о нашем предположении организовать Общество Галлиполлийцев. Встреча с общественными деятелями.)
6 ноября. Галлиполи. Кафе Мустафы Эффенди.
Только здесь, в этом «кутеповском аду», можно хорошо жить и свободно дышать. В Константинополе интернациональная толпа. Военные всех государств и наций. Нет только русских. Они – или стоят на панелях, продавая газеты, или как мы, галлиполийцы, с болезненным чувством офицерского достоинства думают:
«Распорядится завтра какой-нибудь Верховный Комиссар снять погоны и от Русской Армии не останется внешних следов…»
Как хорошо было, когда я вступил снова на эту землю. Здесь не было чуждой власти. Здесь никто не посмеет прикоснуться к русскому офицеру. Здесь русская власть Кутепова.