(1920-1921)
Ниже приводятся, с некоторыми сокращениями и легким редакцированием, страницы 104-114 книги: В.Х. Даватц и Н.Н. Львов, Русская Армия на чужбине, Белград, 1923. Н.Р.
Николай Николаевич Львов (1867-1944), либеральный политический деятель и журналист, один из руководителей Партии мирного обновления, затем Прогрессивной партии. Депутат 1-й, 3-й и 4-й Государственной думы. В октябре 1918 г., один из организаторов антиболшевистского Совета государственного объединения России. В 1919-1920 гг. редактировал газету «Великая Россия» в Ростове-на-Дону, затем в Севастополе. Эмигрировал в Париж, где был одним из руководителей Русского комитета объединенных организаций. Сотрудничал в газетах «Возрождение», «Новое Время» и «Русь».
Казаки грузились в двух пунктах Крыма: в Феодосии и в Керчи. В Феодосии грузились кубанцы, в Керчи – донцы. Кубанцы (16 050 чел.) были направлены на о. Лемнос. Донцы распределялись в окрестностях Константинополя.(1)
О. Лемнос был в полном смысле слова водяной тюрьмой. Скалистый и пустынный, без единого деревца, почти без воды, подверженный холодным норд-остам, летом палимый жгучим южным солнцем, он должен был томить вольную душу казака своей безмерной безнадежностью. Мрачные условия жизни в Галлиполи были тут еще мрачнее. Потрясенные, лишенные оружия, претерпевшие многодневный переход в грязных и тесных трюмах, – выходили казаки в новую тюрьму, окруженную со всех сторон волнами моря. (…)
Кубанский атаман Иванис был неизвестно где; надлежало выбрать нового атамана, составить новое правительство. Разгорелись страсти. Все были втянуты сразу в обстановку предвыборной кампании и отдельные демагоги стали приобретать власть над толпой. Авторитет строевого начальства стоял поперек дороги намерениям выплывающих вождей. Надо было его подорвать. И в ужасающем хаосе предвыборной борьбы, создавая обстановку сплошного митинга, кубанцы начали жизнь в этой новой тюрьме решением самостоятельных политических проблем. Необходимо отметить, что строевое начальство делало все, чтобы уменьшить создавшийся хаос и с невероятными усилиями направляло казаков на путь воинской дисциплины. Но вся обстановка еще более увеличивала невероятную тяжесть, упавшую на казачьи плечи.
В начале декабря на Лемнос прибыл главнокомандующий. Он застал казаков уже внешне спокойными, но за этой внешнестью еще не улеглись разгулявшиеся страсти. (…)
Донские казаки в это время были расквартированы в окрестностях Константинополя (в районе г. Чаталджа). В 85 километрах от Царьграда расположилась турецкая деревушка Чилингир. На оной из окраин Чилингира, в заброшенном имении, где было до десяти пустующих овчарен, должна была расположиться часть донцов (до 8 267 чел.). Эти овчарни, с полуразвалившимися крышами, загаженные пометом, служили теперь помещением для казаков, а 3-й донской запасной батальон помещался вместе с овцами и лошадьми. Но и эти овчарни не могли принять всех, часть оставалась под открытым небом и спешно уходила в землю, строя землянки.
Скученность, недостаток питания, общие антисанитарные условия были таковы, что уже 8 декабря появилась в Чилингире холера и только энергичными мерами и строгим карантином холера была ликвидирована к началу января. Все это отражалось самыми тяжелыми последствиями на настроении духа. Началось бегство из этого кошмарного лагеря. Жизнь казалась порой беспросветным ужасом.
Военные мероприятия для поддержания воинского духа и вида парализовались присутствием бок о бок беженцев, заявлявших, что они «никому не подчинены». (…) Когда большая часть беженцев была переселена в другие места, стала налаживаться понемногу и жизнь донцов, и уже к 4 января, когда в Чилингир прибыл Донской атаман, они представляли собою оправившиеся вонские части.
Другая часть донцов (до 10 619 чел.) была расположена в деревушке Санджак-Тепе, в полутора километрах от станции Хадем-Киой и размещена в деревянных бараках. Часть устроилась в землянках. Условия жизни, весьма тяжелые с точки зрения нормальной обстановки, все же были несравненно лучше чилингирских. Здесь были расположены лучшие строевые части, здесь не было развращающего влияния гражданских беженцев, и жизнь сразу же началась налаживаться. Многие землянки, побеленные внутри, с застекленными окнами, выглядели почти нарядно. Продовольствие доставлялось аккуратно, благодаря узкоколейке, соединяющей Санджак-Тепе с Хадем-Киой. Санитарное состояние стояло много выше, чем в Чилингире. Все это сказалось на общем настроении. Здесь была вера в армию, здесь было яркое сознание воинского долга и бесконечная преданность главнокомандующему.