Почти накануне этой отправки, ген. Бруссо вывесил новое объявление. Называя слухи о принятии казаков Сербией и Болгарией «тенденциозными», ген. Бруссо говорил: «Истина следующая: пока Сербия согласна принять 3 500 человек и быть может позже 500 других; все они будут работать по исправлению железнодорожной линии. Болгария согласна принять 1 000 рабочих. Время отъезда еще неизвестно и подробности оптравки не установлены. Предположения, что Сербия и Болгария примут еще и других беженцев, нет.
Таким образом, отправка в Сербию и Болгарию интересует очень небольшое число беженцев, поэтому все остальные должны воспользоватся другими предложенными им местами отправки. Кроме того, ввиду настоящего положения рабочих рук, Франция, Корсика и Мадагаскар могут принять очень мало беженцев. Следовательно, советуем беженцам воспользоваться отправками для других направлений». (…)
Через несколько дней ген. Бруссо указал еще одно напрвление: нефтяные прииски в Баку на условиях тов. Серебровского (2). С прежней легкостью говорилось, что «мы даем полную гарантию в том, что никаких репрессий против вновь прибывших производиться не будет и что по окончании летнего сезона они смогут вернуться к себе домой». (…)
Двадцатого июня, у французского штаба было вывешено объявление, что «представители Общеказачьего земледельческого союза Фальчиков и Белашов» получили разрешение на выезд в Болгарию 1 000 беженцев-казаков. Запись организовалась непосредственно во французском штабе, минуя русское командование. Однако, ген. Абрамов, получивший извещение о том, что усилиями главнокомандующего 5 000 казаков могли быть приняты на работы сербским правительством и 3 000 – болгарским, поспешил воспользоваться этой отправкой, чтобы эвакуировать, согласно выработанному плану, очередную тысячу. Ген. Бруссо нарушил этот план, разрешив отправить платовцев, но назначив к отправке вместо терцев беженцев с Лемноса.
На Константинопольском рейде пароход «Самара», на котором плыли казаки, посетили главнокомандующий и Донской атаман. Эта сцена живо и просто нарисована в монографии, изданной штабом Донского корпуса, из которой мы заимствуем это описание: «По приезде в Константинополь, казаки увидели шестивесельную гребную лодку, на руле которой сидел ген. Врангель. Главнокомандующий поднялся на «Самару». В своей короткой речи он призывал казаков крепче держаться армии, верить в правоту и в конечное торжество русского дела и считать за свое начальство только своих командиров, но не французов. Свое короткое пребывание на «Самаре» ген. Врангель объяснил тем, что французы не разрешают ему бывать среди русских воинских частей». Так совершилось, вопреки желанию французов, нелегальное свидание главнокомандующего со своими казаками.
А на следующий день произошло уже легальное свидание. Не на гребной лодке, а на французском паровом катере, в сопровождении французских офицеров, на «Самару» прибыли члены Общеказачьего земледельческого союза во главе с П. Дудаковым. (…) Выступление Дудакова успеха не имело. Под брань и насмешки ушел Дудаков с «Самары». Но дело свое Союз сделал. Пятьдесят платовцев последовали за Дудаковым и были отправлены в Болгарию. Семьсот пятьдесят остались верны армии и главноклмандующему, были погружены на «Решид-Пашу» и возвращены на о. Лемиос. С этим же пароходом отправились и делегаты Союза Фальчиков и Белашев.
Прибывшие делегаты нашли сердечный прием у ген. Бруссо, который писал ген. Абрамову: «Делегаты Казачьего союза, Белашев и Фальчиков, согласно приказанию командира оккупационного корпуса, сами произведут выбор казаков для отправки. Французский офицер будет сопровождать их по лагерю. Все кубанцы должны быть собраны сегодня в 18 час. во французском штабе, где делегаты и произведут выбор людей. Для обеспечения порядка, в 17 час. по лагерю будут ходить жандармские патрули. Разгрузка «Решид-Паши» начинется только после сбора отъезжающих»…
На «Решид-Паше» томились ни в чем не повинные платовцы. Ген. Абрамов, учитывая их настроение и желая сохранить авторитет русского командования, решил отправить платовцев в Болгарию, хотя бы под видом «рабочей партии». «Находящиеся на “Решид-Паше” казаки изъявляют желание ехать на работы в Болгарию на объявленных вами и гг. Белашевым и Фальчиковым условиях, – писал ген. Абрамов. – Производить новую запись нахожу нежелательным, а производить подбор по политическим или другим соображениям – недопустимым. Полагаю, что для болгарского правительства решительно все равно, кто будет работать на его территории – кубанцы, донцы или терцы. Французы настаивали на своем и отказывались спустить на берег платовцев, которые уже больше двух недель жили на пароходе. Только 9-го июля платовцы были спущены на берег, а «делегаты» набрали новых людей, которые должны были записаться в Союз, и которые были отправлены в Болгарию. (…)
Еще раз была объявлена запись в Баку, которая блестяще провалилась. Еще много раз были указываемы различные «направления», лишь бы разбить казачью спайку, разрушить их организацию, сделать из них «беженцев». До отправки самого последнего эшелона (в конце августа) периодически развешивались французами объявления, что Болгария и Сербия никого не примут, что казаки обманываются офицерами и т.д. Наконец, пришел день отправки. Больше всех ликовали платовцы. «Вот и мы дождались… Не с Фальчиковым едем, а по приказу главнокомандующего».
Мрачный остров, где французские патрули не разрешали выходить из лагеря, где любой чернокожий мог оскорбить, где весь воздух пропитан был развращающей агитацией, скрывался теперь за морскими далями. И если «страница Галлиполи» закрылась почетно, то целый том лемносских страданий будет всегда вызывать чувство громадного изумления перед твердой волей и искусством тех, кто в этих невероятных условиях сумел вывести казаков сплоченными и верными своему долгу.
 В.Х. Даватц |
 Н.Н. Львов |
(I) 2 945 донскиих казаков и 655 терцев и астраханцев
были также тогда направлены на о. Лемнос.
(II) А.П. Серебровский в 1921 г. руководил нефтяной промышленностью Азербайджана.