Виктор Ларионов об Иване Савине

Виктор Ларионов

             Виктор Александрович Ларионов (1897-1988) участник 1-го Кубанского (Ледяного) похода, вcю свою долгую жизнь оставался непримиримым борцом против большевиков. Не лишенный дара пера, он смог в  настоящем очерке ярко передать дух и пафос творчества наиболее одаренного белого поэта – Ивана Савина, преждевременно скончавшегося на заре расцвета творческих сил.

И.И. Савин

            Иван Савин (1899-1927), настоящее имя – Иван Иванович Саволаин (Саволайнен), был русским финского происхождения. Он провел детство и юность в г. Зеньков, Полтавской губернии. Семья Ивана Савина в Гражданскую войну приняла сторону белых. Его младший брат Николай погиб от вражеской пули в 15-летнем возрасте. Брат Борис был убит под Каховкой. Два старших брата были расстреляны в Крыму в ноябре 1920 г.
           Окончив гимназию, Иван Савин в 1919 г. вступил в Добровольческую армию, где служил в различных кавалерийских частях, числился в эскадроне 12-го Белгородского уланского полка (3-го сводно-кавалерийского полка). В ноябре 1920 г., Савин, больной тифом, не смог принять участия в эвакуации Крыма и попал в плен к красным.  Чудом избежав расстрела, он подвергался издевательствам и пыткам и прошел через тюрьмы ЧК.
            В 1921 г. Савин смог перебраться с отцом в Петроград и весной 1922 г. эмигрировать в Финляндию. Там, после восстановления подорванного здоровья, он работал на сахарном заводе и вскоре стал местным корреспондентом ряда крупных газет российского зарубежья. В 1926 г. был опубикован в Белграде главным правлением Общества галлиполийцев единственнй пожизненный сборник стихов Ивана Санина – «Ладонка». Среди прочих, его стихи были высоко оценены И.А. Буниным и А.И. Куприным. 
            Иван Савин скончался 12 июля 1927 г. от заражения крови после операции аппендицита. Он был похоронен на православнм кладбище в Хиетаниеми (Хельсинки).

                                                                                                          Николай Росс        

Иван Савин

 Виктор Ларионов. Иван Санин (К пятилетию со дня кончины). // «Часовой. № 85. 1 августа 1932. С. 18-19.

Могила Ивана Савина в Хельсинки

            В тени густых деревьев русского Гельсингфорского кладбища есть могилка – простой гранитный памятник. На плите памятника фотография: молодое, вдохновенное лицо с грустными, усталыми глазами и надпись:    

            «Всех убиенных помяни Россия,
            Егда приидеши во царствие Твое».        

            Здесь похоронен летом 1927 года молодой поэт, писатель и белый воин (белгородский улан) – безвременно скончавшийся на чужой стороне.
            Как и многие русские юноши, взял и он в страдные годы 17-20 – винтовку, пожалуй еще непосильную для хрупкого плеча, как и многие он перенес тифы, эвакуации, безнадежные отходы и крылатую радость наступлений:        

            …«Я только подумал, я только
            Заплакал от мысли: Москва…»          

Тела жертв красного террора

            Но не как многие он пережил и жуткий кровавый ужас оставленного Крыма 21-го года – как немногие, уцелевшие чудом, он вдыхал гниль подвалов, читал игру жизни и смерти в глазах чекистов и это отразилось так ярко, талантливо и так невыразимо жутко в его молодой лирике:       

            «Когда, случайный брат по смерти,
            Сказал ты тихо у окна:
            ‶За мной пришли. Вот здесь в конверте
            Мой крест и адрес, где жена.
            Отдайте ей, боюсь, что с грязью
            Смешают Господа они″…»

            Или как на массовом крымском расстреле:

Борьба красных с классовым врагом…

           …«Старый прапорщик, во френче рваном,
            С чернильной звездочкой на сломанном плече,
            Вдруг начал петь – и эти бредовые
            Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе:
            Всех убиенных помяни Россия,
            Егда приидеши во царствие Твое…»

            Грустно и радостно писать о Савине, грустно потому, что навсегда замолк лишь начавший петь этот почти единственный певец в стане белых воинов, и радостно оттого, что писать о нем значит писать о белой мысли, о белой мечте, о белой России – так тесно связана его песнь, его облик с идеологией белого движения. Особенно в наши дни, ибо мал, бесконечно мал сохранившийся уголок белой мечты: волны жизни и смерти смели и затопили многих и многое, бесконечно многое, а главное загладили боль за Россию – ту страстную, скорбную, болезненную тоску, бывшую неизменно песней Ивана Савина.

Иван Савин

            …«Они Твою землю растлили
            Грехом опоили ее…» 

            «Услышу ль голос твой? Дождусь ли
            Стоцветных искр твоих снегов?
            Налью ли звончатые гусли
            Волной твоих колоколов?..»

            Этот певец белой скорби не только пел о своем утерянном доме, о свой утерянной Родине, о разбитой своей молодости и жизни, но бросал он и иные слова: жгучие, пророческие, кои именно в сегодняшие дни «беженства хилого» должны казаться откровением:          

           «…Братья, будем стойки. Будем неуязвимо преданы нашему великому Краю, друзья! Как бы много не было седин в нашей душе, пусть ничто временное, случайное, пусть ничто преходящее не заслонит вечного и непреложного – Россию. Пусть помнит каждвый из нас, что в эти Варфоломеевские годы мы обязаны научиться служить своему народу. Пусть каждый, по мере сил, готовит себя к такой службе, если хочет – к подвигу, если может – к жертве. Как бы не давило наши плечи бремя неисчислимых потерь, лишений и издевательств, мы не должны, мы не имеем права сгибаться, падать, беспомощно плакать. После каждой новой утраты, после каждого нового плевка, надо еще тверже уверовать в нашу правоту, в правоту тех, кто мученической смертью утвердили наши заветы, наши чаяния. Надо еще выше поднять плечи.
            Потому что, когда во мгле песни победно запоет день и падут застенки – слышите, уже дрогнули их устои! – мы, молодые, мы, грядущая смена, понесем на плечах своих нашу тяжелую и святую – Россию»…

Иван Савин, Илья Репин и Людмила Савина-Соловьева (1920 г.)

            Какими ненужными, жалкими, мелкими – кажутся после этих слов программы наших эмигрантских партийцев… Призыв и надежда возобновления белой борьбы, вера в конечное торжество Правды многогранно отражаются в поэзии Ивана Савина. Тут и «камни Галлиполи», кои нужно «отнести в Москву как скрижаль», и страстное желание:

            «Выйти из мрака постылого
            К зорям борьбы за народ.
            Слышите, сердце Корнилова
            В колокол огненный бьет!»

            Монархические взгляды не мешают поэту «клонить голову сыновью перед «бессмертием» Корнилова ибо:

            «И только ты, бездомный воин,
            Причастник русского стыда,
            Был мертвой родины достоин
            В те недостойные года.

Белая кавалерия в Гражданскую войну

            И только ты, подняв на битву
            Изнемогавших, претворил
            Упрек истории – в молитву
            У героических могил…»

            Поэт уверен, что хоть и сожжена Русь до тла, «Жги ее, рвали, кровавили / Прокляли ее многие, все…», что хоть и «терем Божий стоит с оплеванною дверью» – он предвидит, у него

            «На посохе – сова
            С огенным пророчеством на взоре:
            Грозовыми окликами вскоре
            Загудит родимая трава.
            О земле восставшей в лютом горе
            Грянет колокольная молва…»

Кладбище у Галлиполийского памятника

            Жутко и страшно сегодня. Народ наш задыхается в тупике, сбитый чуждой ему враждебной силой с исторического пути. Мгла безнадежности затянула и наши горизонты, наши лозунги, наши традиции, наши знамена как будто вне закона. Само белое движение объявлено умершим – на перекрестках эмигрантской кружковщины, а бойцы пролившие и вновь готовые пролить кровь – неизменно выносятся за скобки при всех многоумных политических действах.Чуждая, далеко не родственная белому делу профессиональность – «спецство» – далеко не содействует его развитию. Страх действий, страх ответственности ведет к бессилию и к политической смерти, к одной лишь охране (может и очень почетной) памятников старины.
            Невольно безверие охватывает даже ряды самых верных: «А вдруг эти ржавые вериги навсегда?» Но много известных и еще более безвестных могил на нашем пути, вроде белгородца – поэта. От кубанского чернозема 17-го года до онежских болот 27-го, где умерли за Россию наши младшие братья. Эти могилы и утвердили «наши заветы и наши чаяния», они же и указывают нам неизменно на московскую дорогу – которой мы должны идти – наступать до конца.

                                                                                        Виктор Ларионов 

Два стихотворения Ивана Савина

                                   Брату Николаю

Мальчик кудрявый смеется лукаво
Смуглому мальчику весело.
Что наконец-то на грудь ему слава
Беленький крестик повесила
Бой отгремел. На груди донесенье
Штабу дивизии. Гордыми лирами
Строки звенят: бронепоезд в сражении
Синими взят кирасирами.
Липы да клевер. Упала с кургана
Капля горячего олова.
Мальчик вздохнул, покачнулся и странно
Тронул ладонями голову.
Словно искал эту пулю шальную.
Вздрогнул весь. Стремя зазвякало.
В клевер упал. И на грудь неживую
Липа росою заплакала…

Схоронили ли тебя – разве знаю?
Разве знаю, где память твоя?
Где годов твою краткую стаю
Задушила чужая земля?
Все могилы родимые стерты.
Никого, никого не найти…
Белый витязь мой, братик мой мертвый,
Ты в моей похоронен груди.
Спи спокойно! В тоске без предела,
В полыхающей болью любви,
Я несу твое детское тело.
Как евангелие из крови.

1925

                     ***

Генерал Кутепов и его войско (Галлиполи)
Генерал Кутепов и его войско (Галлиполи)

Огненными цветами осыпали
Этот памятник горестный вы,
Не склонившие в пыль головы
На Кубани, в Крыму и Галлиполи.

Чашу горьких лишений до дна
Вы, живые, вы, гордые, выпили
И не бросили чаши… в Галлиполи
Засияла бессмертьем она.

Что для вечности временность гибели?
Пусть разбит ваш последний очаг –
Крестоносного ордена стяг
Реет в сердце, как реял в Галлиполи.

Вспыхнет солнечно-черная даль
И вернетесь вы, где вы бы ни были,
Под знамена… И камни Галлиполи
Отнесете в Москву, как скрижаль.

1923