Бывший верховный главнокомандующий русской армией генерал М.В. Алексеев 15 ноября 1917 г. прибыл на Дон, в надежде получить поддержку от ген. А.М. Каледина, избранного Донским атаманом в июне 1917 г. и враждебно настроенного к большевикам. В тот же день он приступил в Новочеркасске к созданию офицерской организации, получившей название «алексеевской». «Нужно было зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы», — говорил позже Алексеев. Первоначальный его замысел был не контрреволюционный, а военный: надо было воссоздать русскую армию, способную возобновить борьбу против внешнего – германского – врага. На Дон стали стекаться русские офицеры, стремившиеся не допустить укрепления врагов России – немцев и большевиков. Пробрался на Дон и ген. Л.Г. Корнилов, также бывший верховный главнокомандующий, заключенный Временным правительством в г. Быхове после неудачной попытки государственного переворота.
Добровольческая армия родилась в январе 1918 г. в Ростове-на-Дону, освобожденном добровольцами от большевиков. В командование армии вступил ген. Корнилов, его заместителем стал ген. А.И. Деникин. Ген. Алексеев взял на себя управление гражданскими делами добровольцев. Но слабые силы ген. Корнилова не могли долго препятствовать развивавшемуся захвату красными власти на Дону. Командование Добровольческой армии приняло решение вывести армию из Ростова по напралению к Кубани, где оно надеялось на поддержку казаков. Узнав об этом решении, ген. Каледин застрелился.
Добровольческая армия, с боевым составом в 3 423 человек, вышла из Ростова 22-го февраля 1918 г (9-го по ст.ст.). В армии числилось 36 генералов, 2 320 офицеров, 437 юнкеров, 630 нижних чинов. Вышли с армией 24 врача и 122 сестры милосердия, а также 118 гражданских лиц, среди которых несколько депутатов Государственной Думы. В станице Ольгинской армия была реорганизвана. Ее остов состоял из Сводно-Офицерского полка под командованием ген. С.Л. Маркова, Корниловского ударного полка под командованием полковника М.О. Неженцева и Партизанского (казачьего) полка под командованием ген. А. П. Богаевского. В армии также числился юнкерский батальон, один артиллерийский (8 орудий) и два кавалерийских дивизиона. Армия, лишенная тыла, была вынуждена пополнять свое вооружение и скудные боеприпасы за счет противника. К тому же железнодорожные пути, под контролем красных, были недоступны для нее. 
1-ый Кубанский поход закончился 13 мая 1918 г. с возвращением Добровольческой армии (в составе 6 000 человек и 14 орудий) с Кубани на Дон, где вспыхнуло восстание казаков против красных. В почти непрерывных сражениях (33 боя…) армия потеряла ок. 400 человек убитыми и 1 500 ранеными. Самой тяжелой потерей была гибель ген. Корнилова 13 апреля 1918 г. во время неудачной осады Ектеринодара. Ген. Деникин заменил Корнилова во главе Добровольческой армии.
«Ледяным» 1-ый Кубанский поход был прозван из-за суровых погодных условий на Кубани в середине марта. При резком похолодании, дождь, замерзая, вызывал оледенение шинелей и покрытие коркой льда раненых на обозах.
В августе 1918 г. ген. Деникин учредил «Знак отличия 1-го Кубанского (Ледяного) похода»: терновый венец на георгиевской ленте для участвовавших в боях и на владимирской ленте для не участвовавших.
В сентябре 1919 г. был основан в Екатеринодаре Союз первопоходников. Первым председателем правления Союза стал ген. Богаевский. В середине 1920-х годов в Союзе первопоходников числилось ок. 1 000 членов. Он был одной из наиболее активных воинских организаций белого зарубежья, с отделами в главных странах российского рассеяния.
Автор ниже публикуемых строк Лев Викторович Половцов (1867-1936) служил в Министерстве внутренних дел, был умеренно-правым политическим деятелем, избирался депутатом Государственной думы III и IV созывов. В августе 1917 года он участвовал в Государственном совещании в Москве. Позже он стал одним из организаторов Добровольческой армии, был начальником ее хозяйственной части. Половцов – участник 1-го Кубанского похода. В 1921 г. он вошел в Русский совет ген. Врангеля. Затем жил в Париже и был активным общественным деятелем русского зарубежья. Позднее Л.В. Половцов переселился в Уругвай, где и скончался. Он автор книги «Рыцари Тернового венца» (Прага, 1923 г.).
Николай Росс
***
Две ллавы из книги: «Рыцари Тернового венца. Воспоминания члена Госуд. Думы Л.В. Половцова о 1-ом Кубанском (Ледяном) походе ген. М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова и А.И. Деникина», Париж, 1980. Издательство Лев. С. 83-94. Текст подвергся легкому редактированию.
Бой под Лежанкой
22 февраля [ст. ст.], на рассвете, армия выступила из Егорлицкой в направлении на с. Лежанку (Средне-Егорлицкое – то же). Погода разгулялась и вместо леденящего норд-оста, лицо обвевает теплый южный ветер. Дорога начинает быстро просыхать. Верна пословица – осенью час мокнет и неделю сохнет, а весной – неделю мокнет и день сохнет. На пригорках показалась даже пыль.
Перед станицей, впереди всех, строится офицерский полк. Его командир ген. Марков, возбужден и весел. Запахло, значит, порохом. Пришел рысью ген. Корнилов с своим конвоем текинцев и трехцветное знамя блеснуло на солнце. Идут с сумками две сестры Энгельгардт. Удивительно неутомимые девушки. Весь поход совершили они пешком, в мужских сапогах, по колено в грязи и совсем не пользовались повозками, как другие сестры милосердия. С трудом пролезая уличную слякоть, выкатилась на дорогу батарея. Кони все в пене еле отдышались на дороге за селом.
Авангард двинулся, а за ним потянулся и обоз. Прошли верст пятнадцать. Большой привал. Отдохнули, закусили, подкормили коней и снова в путь. Взошли на пригорок. – «Бум – бах», – на голубом небе закрутилось кольцо от разорвавшейся шрапнели и поплыло все выше и выше. То Лежанка приветствовала непрошенных гостей. Там ждали армию и были спокойны, владея великолепной позицией для защиты. Артиллерия противника гремела, а пулеметы заполняли паузы. То была старая знакомая 39-ая пех. дивизия с своей артиллерийской бригадой, пополненная местными большевиками.
Густые цепи солдат расположились впереди реки и непрерывным огнем осыпали подходивших добровольцев. Казалось, ничто живое не пройдет эту долину смерти, открытую и ровную как скатерть. Сердце сжимается за своих. Как можно такие позиции брать в лоб? Но добровольцы не рассуждали. Корниловский полк уже спустился и повел наступление.
Где же, однако, офицерский полк? Что они молчат? Пригорок закрывает от глаз спуск, куда пошел со своими ген. Марков. Вот, наконец, мелькнула его папаха. Что же это? Парад на Марсовом поле? Стройными, ровными как по ниточке линиями выходят офицеры на равнину. Зачем же тут какие-то лошади и что везут? Ничего не понять. Хватились за бинокли. Глазам не верится. Артиллерия? Идет в атаку? Вместе с пехотными цепями? Вот заезжает орудие. С передков: – бум – бум – бум, прямо в упор. На передки и опять вперед и вперед.
Весь, казалось, огонь противника льется на эти цепи. Клубки дыма от шрапнелей сливаются в облако, – так часто рвуться они, одна за другой. Вот падают – один, другой, третий… Залегли, что ли? Не выдержали? Нет, – эти уже не встанут. У офицеров перебежок нет. Молча, без выстрела, равняются цепи. Винтовки за плечами, с полным презрением к врагу идут марковцы. Не гнуться они под пулями и смотрят прямо в глаза смерти. Дрожь пробегает по спине. Все ближе и ближе. Наконец, – винтовки на руку, бегом и… пошла работа.
Что за каша у солдат? Бросая винтовки, скидывая на бегу шинели, а кто даже и сапоги, – бегут все, сломя голову. Кто через мост, столкнулись, летят через перила; кто прямо в реку, не разбирая глубоко – не глубоко, вязнут, тонут… Но скорей, скорей, лишь бы не видеть этих ужасных глаз, полных гнева и презрения. Воображение беглеца лихорадочно работает, совесть подсказывает. – Что, узнал? Давно ли они были в твоих руках? Чуть не вчера рвал ты с них погоны и топтал в грязи, бил, мучил, плевал в лицо. – А теперь? Теперь твоя очередь. – Вот они, дьяволы. – Заговоренные. – Скорей, скорей, а не то смерть от одного ужаса. И был ужас.
Этот ужас на век запечатлелся на лицах мертвецов, этот ужас не могли скрыть и мирные жители селения. Бледные, с трясущимися руками, они бросались на первый зов своих постояльцев. С перекошенными лицами, они чуть не душили своих плачущих детей, только бы не раздражить этих страшных пришельцев. Да удар был нанесен жестокий. Не опоздай бы конница, посланная в обход, ни одии большевик не остался бы в живых.
Во второй приход добровольцев в Лежанку, через два месяца, жители рассказывали, что преследуемые тогда солдаты были в невероятной панике. Верстах в двенадцати от села они побросали все: оружие, обозы, артиллерию, перерезали постромки у запряженных лошадей и ускакали, кто успел. Если бы добровольцы дошли тогда до этого места, добыча была бы колоссальной. Но надо вспомнить, что еще до боя армия сделала в этот день переход около 25 верст, а кавалерия только в этом селе получила, наконец, свежих коней.
Слух об этом тяжелом поражении большевиков разнесся далеко кругом и предшествовал добровольцам во всем Ледяном походе. При этом рассказывалось нечто невероятное о стремительности офицерских атак, о беспощадной их жестокости. Не раз, потом, на Кубани, казачки, ознакомившись ближе с добровольцами и увидав, что это люди как люди, изумленно спрашивали их: – Да, вы ли это были в Лежанке? Или другие? – Те ничего, сначала, не понимали. Хозяйки объясняли, что добровольцы, по рассказам, представлялись им не в виде людей, а каких-то чуть не одноглазых чудовищ, пожирающих живых детей. Все это было последствием, действительно, ужасного боя; но в этом бою, однако, не погибали не только ни женщины, ни дети, но не пострадал ни один мирный житель. Пленных солдат, правда, не было.
Бой под Лежанкой имел большое значение. Он показал армии ее силу, но обнаружил также и некоторые недостатки. Здесь столкнулись лицом к лицу, грудь в грудь, два мира: большевистские солдаты и добровольцы – офицеры.
39-ая дивизия была воинскою частью, не так давно вернувшейся с фронта. Правда дивизия была перестроена на большевистский лад; главную роль играли комиссары и начальство из солдат; но были и офицеры, конечно уже третьего сорта, из тех, кому все равно, где служить, за что сражаться, лишь бы получать жалованье. Дивизия недавно имела даже успех под Ростовом, вытеснив из Батайска две-три сотни добровольцев. Это окрылило ее. – Шапками закидаем это офицерье, – бахвалились солдаты, поджидая добровольцев на превосходной позиции. Давно-ли, несметные силы турок и курдов в панике бежали от них и очищали область за областью перед неодолимым натиском дивизии. А тут каких-то две, три тысячи, да и кого – буржуев? Без снарядов, без патронов? – Пусть попрбуют, – выдерем зубы.
Да, перед ними была горсточка буржуев. Но кто были эти буржуи? Половина состояла из офицеров, из лучших офицеров армии, так оскорбленных в своем достоинстве этими же солдатами. То был первый призыв в Добровольческой армии. Явились все, кто страдал за попрание русской воинской чести и всем сердцем стремился смыть своей кровью с родины это позорное пятно. С невероятными трудностями и опасностями пробрались они к ген. Алексееву; днем и ночью работали, чтобы создать армию, закончить войну с немцами; и опять мешают! И кто? Свои же: те же самые солдаты, которые в бессмысленной ярости расстреливали их с тыла, когда офицеры фронта, образовав ударные полки, стремительно бросались на немцев.
Нижними чинами в армии были инженеры, адвокаты, земские и городские деятели, журналисты и, главным образом, учащаяся молодежь – юнкера, студенты, гимназисты и кадеты всех кадетских корпусов, откуда и пошло название добровольцев – «кадеты». Эти «буржуи» были также первого призыва. Их влекло в армию то же чувство любви к родине, но они пришли не с фронта, а из центра страны.
Они были разорены, оторваны от своих семейств, и многие прошли через руки страшных большевистских «чрезвычаек». У одного разорили до тла и сожгли на глазах любимое гнездо – имение; у другого замучили отца, брата, и всех ограбили до ниточки. Они видели, как православные церкви превращены были в кинематографы. Они знали от большевистских же газет, что их матери, жены и сестры – социализированы, т.е. выданы на полное поругание китайцам и латышам – этим бессмысленным преторианцам «свободнейшей в мире республики».
А кто сделал это? Разве не те, или не братья тех, кто стоит сейчас перед ними? И теперь, когда они готовы были забыть все во имя долга перед родиной, кто же встал между ними и немцами? Кто защищал от них векового врага русских? В безумном гневе сжимается в руках винтовка. – Вперед, вперед, – лишь бы добраться до этой солдатни. Тут не до разведки, тут не до подготовки боя. – Вперед, вперед, мы им покажем. – И показали.
Одним из крупных недостатков в организации армии, обнаруженном в этом бою, было отсутствие отличительных знаков на одежде для добровольцев. Штаб в свое время не подумал об этом весьма важном вопросе. По счастью не было печальных случаев взаимного обстрела. Но многие солдаты ушли безнаказанно только потому, что офицеры пулеметчики перестали обстреливать мост, не зная, где кончаются большевики и где начинаются преследующие их добровольцы.
Командующий просто приказал – немедленно надеть на околыши фуражек и на папахи кусок белой материи. Корнилов не любил комиссий и подкомиссий «с соответствующими окладами содержания».