Первые части были вывезены в Сербию и Болгарю в мае-июне 1921 г. Часть казаков, при активном содействии французских властей, уехала в Советскую Россию. В течение июня 1921 г. остаток Донского корпуса (ок. 4 500 чел.) был переведен из окрестностей Мудроса в Калоераки, на противоположный берег залива.
Если на Мудросской стороне местность была уныло-однообразная, то здесь, в Калоераки, были только голые каменистые горы, с желтыми пятнами выжженной соднцем травы на них и – ни одного источника пресной питьевой воды. Обитателей лагеря снабжал водою построенный еще во время Великой Войны дистиллятор [….]. Вода из дистиллятора по особым трубам наполняла железные баки, то там, то здесь разбросанные по лагерю, в местах расположения войсковых частей и беженцев. Первые дни баки эти наполнялись водой в неограниченном количестве, но позже, день ото дня, дистиллятор давал все меньше и меньше воды. Происходило это от экономии топлива, или от недостатка рабочих рук, или же, наконец, было своеобразным и довольно чувствительным способом воздействия на казаков с целью их распыления, остается загадкой, но только на казаков недостача воды действовала удручающе. [….]
Загаженность лагеря была ужасающая. В Великую Войну здесь был расположен английский лагерь, который пришлось перенести в другое место ввиду свирепствовавшей среди обитателей дизентерии, вслед за этим русские беженцы первых эвакуаций, потом кубанцы и беженцы, а потом уже, когда кубанцы уехали в Сербию, опять донцы. Все это, конечно, оставляло свои следы. Берег моря сплошь был усеян консервными банками, разными отбросами, в том числе и человеческими экскрементами, гниющими и издающими такой сильный запах, что к берегу моря в тихую погоду трудно было подойти. Да и сама почва была пропитана гниющими отбросами и полна миазмов.
Тяжелые климатические условия, крайне неудовлетворительное питание, антисанитарное состояние лагеря, общая истощенность организма, наконец – подавленное состояние духа, все это не могло не отразиться на здоровье казаков. Больных за это время (с апреля по сентябрь месяцы) в лечебных заведениях было 1 494 человека […]. Как и следовало ожидать, наибольший процент выпал на долю остро-желудочных и кишечных заболеваний, что и явилось следствием дурной питьевой воды, портившейся в загрязнепнных баках, появившеюся зеленью, которую казаки уничтожали в большом количестве и, притом, без всяких предосторожностей, и общею недостаточностью питания. Обильную жертву снимал туберкулез, дававший, благодаря тяжелым жизненным условиям, большую смертность. [….]
Обыденная жизнь казаков здесь текла тем же порядком, как и на Мудросской стороне. Прекратилась только охота на осьминогов, которых на этом берегу совсем не попадалось, зато многие занялись рыболовством.
Появилось новое развлечение – кинематограф. Кинематограф был оборудован отделением Всероссийского Земского союза. Отлогий склон горы, вблизи дистиллятора, служил зрительным залом, вмещавшим тысячи зрителеей. Каждый вечер, перед заходом солнца, стекались со всего лагеря сотни людей, сходившихся сюда не только за тем, чтобы посмотреть картины, которые все уже много раз видели, но просто ради развлечения, чтобы встретиться и поговорить со знакомыми и обменяться последними новостями. [….]
Другим развечением были футбольные матчи. Среди юнкеров Атаманского и Алексеевского (кубанского) военных училищ образовались футбольные команды, постоянно состязавшиеся между собою, а временами, и не без успеха, с бывшими на острове англичанами и французами. Интересные со спортивной стороны, состязания эти, однако, не привлекали широких казачьих масс.
Американский Красный Крест оказывал колоссальную помощь казакам. Не говоря уже о том, что Донскому корпусу было передано на десятки тысяч долларов медикаментов и разного госпитального имущества, что при главной поддержке Американского Красного Креста содержались санатории для туберкулезных больных и целый ряд питательных пунктов Всероссийского Земского союза, где получали добавочное питание женщины, дети и особо истощенные казаки, непосредственно в казачью и беженскую среду им было брошено громадное количество разных «подарков», в виде всевозможных фуфаек, белья, носков, полотенец, пижам, посуды, утвари и прочих предметов домашнего обихода.
Подарки раздавались часто. Еще накануне интендантство предупреждало части о радостном событии, и уже с раннего утра у американского склада с мешками в руках толпились казаки-приемщики. Настроение при этом у всех бывало радостное, возбужденное, слышался смех, шутки, тут же ходили слухи: а что будут давать?
Вот показывался капитан Мак-Нэп, представитель Красного Креста. Все суетилось, обступало его тесным кольцом, споря между собою из-за очереди. В пыли от разбиваемых ящиков, энергично покрикивая на помогавших ему рабочих, Мак-Нэп всегда сам раздавал подарки, лично отсчитывая многочисленные носки, полотенца и пижамы. Раздачи продолжались целыми днями, и целыми днями неутомимый Мак-Нэп принимал в них участие.
С тяжело набитыми мешками возвращались казаки по частям, а некотрое время спустя, то там, то здесь, среди палаток можно было видеть станичников, с широко распяленными руками разглядывавших какую-либо фантастическую ярко-голубую или нестерпимо-розовую пижаму и такие же штаны. Часть казаков продавала (загоняла) эти подарки, покупая на вырученные деньги хлеб и табак, а большинство беженцев укладывало в сундучки и чувалы заранее уже готовые подарки родным и близким при возвращении домой. [….] В ответ на его подарки, казаки также отдаривали Мак-Нэпа чем могли: подарили ему оружие, коллекцию русских бумажных денег революционного периода и много разных собственноручных изделий, что каждый раз приводило его в большой восторг.
Но за этими внешними проявлениями казачьей жизни скрывалась обратная сторона ее – угрюмая и мрачная. Настроение казаков день ото дня становилось все более и более отчаянным. Высоко приподнятое, чуть ли не до бурных восторгов, в дни первых отправок в Сербию и Болгарию, оно также резко и упало, когда вопрос с дальнейшими отправками в славянские страны осложнился и затянулся, казалось, на долгое время.
Обыкновенно «почта» приходила на Лемнос раз в неделю, и вот еще за несколько дней казаки жадно следили за морем – не покажется ли на горизонте дымок парохода. Много дымков показывалось и вновь скрывалось в тумане моря, пароходы проходили мимо Лемноса, напрасно лишь волнуя заключенных на нем казаков, но когда пароход входил в бухту, казаки заметно оживали. Тогда уже взоры всех обращались на штаб Группы и на штаб Корпуса, откуда с нетерпением ждали «новостей». Казаки засыпали вопросами своих командиров, жадно ловили всякие слухи, идущие, якобы, из штаба.
Но новостей, конечно – отрадных новостей, не было. Молчали штабы, ничего не могли передать казакам и их командиры. Расстерзанная Россия продолжала страдать под игом большевиков, надежд на близкое освобождение не было, если вспыхивали восстания, то они с неслыханной жестокостью подавлялись большевиками, расстреливавшими тысячи людей и заливавшими кровью города, села и станицы.
Так из недели в неделю. И еще беспросветнее казалось казакам их изгнание и мрачнее Лемносская тюрьма.
Отправки казаков в Болгарию возобновились в конце августа. 12 сентября 1921 г. покинул Лемнос команудющий Донской и Кубанской группой ген. Абрамов, в сопровождении последних казаков, остававшихся на острове.