Ростислав Николаевич ПЕРВЫШИН

Дневник Ростислава Николаевича Первышина.

Как это ни странно, господа, но я начинаю свой дневник с очень раннего возраста, а именно завтра мне исполняется ровно 10 месяцев. Вы, вероятно, думаете, что за такой короткий срок моего существования на земном шаре, мне почти не придется ни о чем вам рассказывать, но вы жестоко ошибаетесь, не забывайте..» ведь, я русский, да еще родился после революции, а следователь не совсем уж шаблонное дитя…

Вы, милые читатели, наверно прекрасно знаете моего красавца-героя отца, полковника Первышина и мою добрую маму. Хотите вы знать, как они познакомились, как их свела вместе судьба и как в результате появился я? Не буду вдаваться в подробности, т.к. у родителей, вероятно, есть свои дневники и скучно будет читать одно и тоже. Когда мои родители познакомились, маме, маленькой гимназисточке в коротком платье и с распущенными волосами с большим бантом, было всего 8 лет.

Папе уже было 15; он был стройным кадетом, затянутый тугим поясом. Но их детское знакомство прошло очень незаметно; лишь, когда мама кончала Аннен Шулэ, папа стал за ней уже серьезно ухаживать, хотя поперек дороги усиленна становилась ее двоюродная сестра Вера Дорожкина /впоследствии Аврамоза/. В 1917г. в мае месяце перед отъездом во Францию, папа наконец решился сделать маме предложение, но получил решительный отказ.

После этого вся семья Дороаскиных 26 мая 1917 г. отправилась в Крым, а на следующий день , незадолго этого влюбленный, а в этот момент опечаленный, мой отец поехал искать по свету, где оскорбленному чувству есть уголок. Прошло почти три года, они не виделись, обменялись лишь парой писем и на том все закончилось, но это закончилось официально в душе же  каждого из них и вместе с тем, конечно, в тайне друг от друга, таилось чистое чувство, скрытая любовь, желание принадлежать друг другу.

Маму часто дразнили, как она “прозевала” Первышина, такого красивого, полного геройских похождений, и на зло по дороге подвернулся некий Лев Стефанович фон-Ремпелль. Неправда ли фамилия довольно громкая и вы уже представляете себе нечто весьма и очень интересное: не заблуждайтесь! Представьте себе просто человека, маленького роста, неинтересного, с вечно красным носом и чуть заметными усиками. Что привлекло в нем мою мать?- право не знаю, боюсь, что и она в этом не разобралась до сих пор. Во всяком случае пора ее мнимой влюбленности стала пропадать и она стала жаждать по-явления какого-нибудь освободителя.

Ей казалось, что уже поздно передумывать, т.к. со дня на день ожидалась нежеланная свадьба. Мать решила покориться судьбе, т.к. считала бесчестным в последний момент бросить человека, которого больше года форменным образом водила за нос. Но судьба вдруг круто повернула и мама, как фаталистка, пошла за ней.

Перед самым Рождеством, в Декабре 1919 г. мама шла со своей младшей сестрой Алей по Севастополю, по Большой Морской близ своего дома. Шла грустная, расстроенная, погруженная в свои невеселые думы. Ведь улица была ее единственное облегчение, т.к. приходя домой, она слышала лишь недовольные разговоры о предстоящей свадьбе.

Вдруг нечаянно взор ее упал на кучу французов, весело болтающих с каким то грузным русским офицером. Она приглядывается и вдруг вскрикивает: “Коля, это Вы, да как Вы сюда попали?” -А ВЫ как сюда попали, ведь Вы же кажется жили в Ялте?” -Да нет, мы живем здесь рядом, на Хрулевском спуске, пойдемте скорей к нам, папа и мама будут страшно рады Вас видеть”. Были забыты Французы и мама потащила тогда еще штабс-капитана Первышина к себе домой.

Весьма возможно, что моему отцу трудно было представить радость родителей Нины Дорожкиной, т.к. в его голове еще ясно сохранились угрозы быть почти спущенным с лестницы, но тем не менее “на чужой сторонке, будешь рад своей воронке”, и он пошел. Встреча была действительно самая неожиданная. Дедушка мой с удовольствием расцеловал только что прибывшего “француза”, а мама густо покраснела: вероятно, она сразу вспомнила свою ошибку, сравнив этого молодого красавца с Нининым женихом. Итак Первышин снова стал бывать в доме Дорожкиных.

В этот момент на беду приехал с Фронта /Крымского/ Ремпелль. Войдя в квартиру своей невесты, моей мамы, он сразу узрел в Николае Алексеевиче Первышине опасного соперника и даже врага. Его маленькая фигура стала еще тщедушнее, а мама, успевшая уже влюбиться снова в моего папу, стала стесняться своего прежнего чувства. В ее душе происходила страшнейшая борьба. Ведь любить, она никого из них не любила, но один был красив,

другой был жалок в своем горе. Левушку, веселого Левушку, нельзя было узнать. Его приятели одолевали маму с решительным ответом, требовали или бросить его или назначить свадьбу, т.к. их друг уже совершенно истомился и уже несколько раз были попытки покончить с собой. Это последнее больше всего пугало маму и вот наконец на 2ое февраля 1920г. была назначена с ним свадьба. Дедушка мой наотрез отказался их благословить, но с этим решено было не считаться.

Итак, успокоенный Левушка Ремпелль отправился нафронт. Последние дни Первышин совершенно перестал у них бывать, услышав о надвигающемся торжестве, он считал себя лишним. Он издали торжествовал и злорадствовал, но, услышав об отъезде жениха на фронт, он снова появился, но уже не влюбленным, по крайней мере с виду. Маму это подзадорило и она подумала:”Хочешь, не хочешь, а будешь ты мой”, и с этого же дня решила закрутить голову моему папаше. Пошли частые прогулки, посещения театров, цирка, постоянное сидение у Дорожкиных; наконец, как-то они отправились на Нахимовский в кафе Митинского и вот там решилась их судьба. Решено было повенчаться. Дело было в четверг ЗО го Января. В воскресение было знаменитое 2ое февраля, как на грех оказавшиеся прощеным воскресеньем. 28 Октября 1921г.

С разрешения нашего знакомого, севастопольского эпископа Вениамина моим родителям разрешено было обвенчаться. Это торжественное бракосочетание произошло в 4 часа дня в одной из самых шикарных церквей Севастополя, а именно во Владимирском Соборе, против Комендантского Управления. Собор этот исключителен по своей красоте в византийском стиле. Внутри все мраморное, а по стенам мраморные доски, на которых золотыми буквами выгравированы имена чем-нибудь отличившихся моряков, умерших или убитых на поле брани. Как говорят, церковь была ярко освещена, пел полный хор, а народу было так много, что едва можно было пройти.

После богослужения, все отправились на Хрулевский 5, девичью квартиру мамы, где спрыснули великое торжество. Как его описать? Право трудно, проще выразиться так: трудно было найти трезвую физиономию, и стар, и мал, все отдали дань случившемуся. Правда, моим родителям было не до того, уже в 10 часов вечера они отбыли на их собственную квартиру с благословения так называемого маминого брата, Андрюши Соколова. Слово “квартира’,’ нанятая моим отцом накануне свадьбы, как-то не подходила к тому помещению, которое избрали себе молодожены. [ … ]