Статья капитана Марковского полка Виктора Александровича Ларионова (1897-1988) посвящена боевой деятельности Белого движения в СССР в 1920 годах под верховным руководстом великого князя Николая Николаевича и под управлением генерала Кутепова. Об обстоятельствах этой борьбы и о ее взаимоотношениях с провокационной псведо-монархической организации «Трест», созданной ОГПУ, нынче гораздо более известно чем в то время, когда была опубликована настоящая статья. О деятельности «кутеповской организации» повествует ряд советских, эмигрантских и постоветских авторов (к примеру Лев Никулин, Б. Прянишников и А.С. Гаспарян), по разному оценивающих эти события.
При описании подвигов своих соратников, Виктор Ларионов упоминает и о других антибольшевистских активистах. Он пишет о С.Я. Каннегесере, в августе 1918 г. застрелившем председателя Петроградской ЧеКа М.С. Урицкого. Ларионов пишет также о покушении И.М. Штерна на посла Германии в Москве в марте 1932 г. И того и другого «белыми» террористами назвать нельзя. Зато двое других из упомянутых лиц вполне подходят к этому определениюю. Капитан Дроздовского полка Морис Морисович Конради (1896-1947) убил в мае 1923 г. в Лозанне советского дипломата В.В. Воровского. Он был оправдан швейцарским судом. В июне 1927 г. 20-летний Борис Софронович Коверда (1907-1987) убил на варшавском вокзале советского посла в Польше П.Л. Войкова. Коверда был приговорен польским судом к пожизненным каторжным работам, но освобожден после 10-летнего заключения.
После самого Ларионова, самый знаменитый боец «кутеповской организации» – Мария Владиславовна Захарченко-Шульц (1893-1927). Заменивши на фронте Первой мировой войны убитого мужа, она воевала в 3-м Елисаветградском гусарском полку. В Гражданскую войну Мария Захарченко служила в кавалерийском полку под командованием ее второго мужа, умершего в 1920 г. Она была тяжело ранена под Каховкой и была звакуирована в Галлиполи. Мария Захарченко-Шульц с октября 1923 года участвовала в подпольной работе в СССР и стала ключевой фигурой боевой деятельности ген. Кутепова в стране.
Николай Росс
***
Виктор Ларионов. Младшие богатыри. // Часовой № 87. 1 сент. 1932. С. 16-18.
Младшие богатыри
Схоронили Тебя – разве знаю?
Разве знаю, где память твоя?
Где годов твоих краткую стаю
Задушила чужя земля?
[Стихи Ивана Савина в память о погибшем от красной пули 15-летнем брате Николае.]
Прошло пять лет со дней гибели группы русской молодежи, проникшей разными путями в СССР и там нашедшей славный и безвременный конец. Пошумели, поохали гельсингфорские обыватели, русские газеты сообщили не всегда близкие к действительности подробности, отслужила панихиды «национально мыслящая» общественность, да и то не повсюду… и разошлись круги на поверхности вод эмигрантских…
Как будто и никогда не было на свете этих «жертв вечерних»: талантливого, живого, похожего на красивого итальянского мальчика – Юры Петерса, спокойного, полного упрямой решимости Сережи Соловьева, [Александра] Сольского – нервного, немного надломленного поэта – идеалиста, глубоко переживающего русскую трагедию, галлиполийского юнкера [Александра] Шорина – близорукого, доброго, милого, одного из тех русских юнкеров, у коих за именем Божьим идут: родина, долг, смелость и честь… И Болмасова Александра – героя последних войн, Великой и Гражданской – этого подлинного рыцаря белой дамы, неизменно искавшего выхода из эмигрантского тупика. Ни кутеж, ни порыв, ни личное счастье ни на миг не могли остановить его исканий: опасности, борьбы, боя… Он не отказался от борьбы, даже будучи в предчувствии трагического конца и смерти. Он принял ее вызов. Как будто действительно: «Смерть не страшна. Смерть не безобразна. Она – прекрасная дама, которой посвящено служение…» [Стихи капитана-марковца Льва Большакова.]
Петерс, Соловьев, Шорин убиты в бою, расстреливая последние обоймы, нанеся потери чекистам и цепям облавы. Они умерли так же славно, как героиня Мария Захарченко, как Радкевич, как молодой спутник его… Все они оправдали девиз: «Один в поле и то воин»… Болмасов и Сольский были взяты живыми, очевидно во время сна – замучены, унижены на «показательном» процессе, при помощи, конечно, тех же «неевропейских» методов следствия, о коих сказал Штерн… Они застрелены в подвале – от чего, конечно, не померк мученический их ореол…
Но напомним вскользь последовательность эпизодов борьбы за Россию в 27-ом и 28-м году.
Выстрел Коверды в цареубийцу Войкова прозвучал в одно и то же время, когда две группы националистов проникли в СССР. Группа в составе Сергея Соловьева, Димитрия Мономахова и пишущего эти строки взорвала бомбой помещение ЦПК (Центральный партийный клуб на Мойке). Жертвы взрыва скрыты ОГПУ. При выходе Димитрий застрелил видного коммуниста тов. Ямпольского. В те же дни убит ехавший на дрезине начальник минского ГПУ Опанский.
Группа Марии Владиславовны Захарченко в составе Петерса и бежавшего сотрудника КРО [Контрразведовательного отдела ОГПУ] Стауница-Опперпута, подбрасывает мелинитовый снаряд большой силы, с химическим взрывателем, рассчитанным на время – на лестницу дома на Лубянке, где частные квартиры виднейших работников ОГПУ, там же они помещают баллоны с удушливым газом и зажигательные снаряды. По сообщению Ягоды взрыв был предотвращен за четверть часа.
Группа благополучно выбралась из Москвы, но обнаружила себя уже недалеко от польской границы при захвате автомобиля штаба Белорусского военного округа. Мария Захарченко и Петерс застрелили двух коммунистов, ехавших на нем, но машина испортилась. По брошенному автомобилю группа была обнаружена, и большой район был охвачен конными частями. Наткнувшись на облаву, Петерс и Захарченко отстреливались до последнего патрона и были изрешечены пулями. Петерс и раньше, в самые юные годы, ходил нелегально в СССР для связи с организацией национальной молодежи. Однажды, подходя на лыжах к границе, он был преследуем и обстрелян красным патрулем и легко ранен пулей. Судьба Опперпута-Стауница – загадка: по советским данным его настигли, отделившегося от группы и убили – после перестрелки. Кто знает, верно ли это?… ОГПУ умеет хранить свои тайны и карать прежних сотрудников.
Не прошло и двух месяцев, как Болмасов, Сольский, Соловьев и Шорин проникают в СССР через восточную Карелию с целью разгромить динамитными бомбами ряд коммунистических учреждений. В это время –после взрыва Партклуба в Петербурге – ОГПУ не дремало: в Финляндию протянулись сильные щупальца разведки. Оживление активной деятельности в стане Белых заставляет ОГПУ добиться сосредоточения значительных войсковых частей к Карельскому перешейку и в Петрозаводский район. У пишущего эти строки были самые достоверные данные о переброске целых частей в означенные районы.
«Четверо» вышли, пробравшись сквозь медвежьи чащи, сотни болот, сквозь вековые леса, обойдя озера, на Мурманскую дорогу, разделившись незадолго до выхода по двое. В районе дороги их и ожидал сильный заслон. Соловьев и Шорин прорвались, после перестрелки, застрелив конного объездчика, но через двое суток были прижаты к Онежскому озеру и после отчаянного сопротивления, застрелились последними патронами. По советским данным ОГПУ в перестрелке было ранено 3 красноармейца, по частным сведениям – был убит ручной гранатой видный петрозаводский чекист.
Болмасова и Сольского взяли очевидно во время сна. Кто знает эти карельские и онежские чащи и болота, кто спасался от лесных погонь и облав, кто проваливался в болотах, пробивался сквозь пни, чащу и хвои – тот знает, что такое сон после суток такого пути. Спящими они могли быть найдены дровосеком, объездчиком, пастухом, патрулем… и взяты живыми.
В годовщину подвига Коверды Георгий Радкевич идет на Лубянку. Из кратких, односторонних сообщений ОГПУ мы знаем, что Радкевич бросил бомбу в страшном учреждении и не вышел оттуда живым. Свидетели говорят о большом впечатлении взрыва на жителей Москвы, говорили о панике, возникшей среди чекистов. Прошло еще три года – ОГПУ перешло в контратаку; результатом ее было похищение генерала Кутепова и создание в эмиграции различных политических течений, отвлекающих эмиграцию от активной борьбы и единого фронта.
Борьба продолжается – наемная французская коммунистическая пресса дикой ненавистью обрушивается на «белых» по приказу того же ОГПУ, как будто возжжение раз в год лампады на могиле неизвестного солдата и 3 десятка панихид – грозят серьезно Коминтерну. Нет, Коминтерн боится другого – он боится завтрашнего дня. Выстрел Штерна открывает новую эпоху – это серьезный удар по устоям застенков.
Русский народ просыпается: в лице лучших – сильных и гордых, он начинает понимать неизбежность борьбы за свое национальное существование. Крестьянский террор тоже, через море крови и тысячи расстрелянных, примет какие-то иные, более опасные для Коминтерна формы.
«Напрасные жертвы», «с сильными не борись», «сила солому ломит», «после вашего террора гибнут тысячи невинных» – такими словами покрыли память молодых героев многие и многие… Но не те ли это наши старые знакомцы, платившие миллионы контрибуции красным в Ростове и отказавшие ген. Алексееву в рублях на создание армии, не те ли это, кто радовался исподтишка оставлению Орла и Курска, а потом первые садились на пароходы, имея связи, знакомства… валюту… Их лики пресветлые политиканствующие на обоих флангах или аполитичные, зрим мы так часто в Париже.
Но не о них, конечно, речь. Это так, между прочим… К сведению. Ведь в день белой победы они постараются добежать до этих юных, забытых могил и забросать их поздними цветами… Не для них эти строки, а для тех, кто хочет продолжить борьбу до конца: словом, делом, примером, жертвой, трудом; для тех, кто чтит имена наших героев, а не оскорбляет словами о бесцельности славную память их. «Один в поле и тот воин», а жертва, во имя России принесенная, подвиг во имя ее совершенный – приближает ее Воскресение.
Каннегиссер – первый внутренний террорист – Конради и Коверда – внешние, Радкевич, Мария Захарченко и наше финландское звено – протянули в СССР тот мост, на который с другого берега твердой ногой стал Штерн. Будьте спокойны: за Штерном пойдут другие, это только начало. Белый внутренний террор охватит всю страну, города и села. Он откроет и освятит дорогу русской национальной революции.
Белое движение не умерло. Оно обязывает.
Виктор Ларионов