У любви есть слова,
Те слова не умрут,
Нас с тобой ожидает особенный суд.
Он сумеет нас сразу в толпе различить,
И мы вместе придем – нас нельзя разлучить.
А.Фет.
О том, что у меня был дядя – галлиполиец, выпускник Александровского военного училища, подпоручик Павел Никитич Амфитеатров, я узнала из уголовного дела 1938 года на другого моего дядю, цивилиста, профессора Московского университета Георгия Никитича Амфитеатрова. Собственно говоря, узнала только о том, что у папы был еще один старший брат, который эмигрировал за границу, и с 1929 года с ним переписка родных оборвалась.
Павел Амфитеатров был одним из шестерых детей протоиерея Никиты Ивановича Амфитеатрова.
Когда-то, в стародавние времена Амфитеатровы верой-правдой служили Господу, и если кто-то из мужчин вдруг выбирал почему-либо иной, нежели священнический или монашеский путь служения, считался в семье «паршивой овцой». В семейном помяннике записано пять архипастырей, четыре профессора духовных академий и более сорока священнослужителей. Двое из них прославлены церковью: Святитель Филарет, митрополит Киевский (+1857) и священномученик Порфирий (+1919). В России очень почитаем в народе праведный протоиерей Валентин Амфитеатров (+1908).
Священномученик Порфирий и его брат, протоиерей Никита Амфитеатровы стали последними священнослужителями в нашей ветви. Они подвизались в Курской епархии: отец Порфирий – в Белгороде, а отец Никита – в Старом Осколе. Братья были необыкновенно близки, все семейные события отмечали вместе, крестили и были восприемниками детей друг у друга, отпевали родственников, были настоящей единой семьей.
Сын протоиерея Никиты Павел учился в Белгородской мужской Его Королевского Высочества Герцога Эдинбургского гимназии и поэтому проживал в Белгороде, в собственном доме деда по материнской линии, купца I гильдии Павла Ивановича Конакова. Двухэтажный дом Конаковых находился на углу улиц Старомосковской и Николая II. В первом этаже помещения арендовали фотохудожник Полушкин С. Ф. и типография М.М. Гордона, в которой печатали «Курские епархиальные ведомости».
Когда в стране начали происходить страшные изменения, отец Никита писал: «В последнее время кажется, как будто двери ада настежь открыты и вся злоба, сдерживаемая веками, разлилась по всему лицу русской земли». В сентябре 1917 года отец Порфирий (в статье для «Курских епархиальных ведомостей») так определял причины «непрекращаемого кошмара»: «Где же причины постигшей нас кары Божией? В нашем неверии, нечестии и пороках. Русь, некогда именовавшая себя святою, ныне не имеет права называться такою: она изгоняет Христа Бога из жизни семейной, общественной, государственной. Забыты заповеди о любви к Богу и ближним. Всюду царит злоба, ненависть, предательство; всех обуял демон спекуляции, наживы, стараются урвать момент для какой-либо выгоды; страсти к роскоши растут, жажда к зрелищам – беспредельная; распущенность нравов неизобразимая. Господи Иисусе Христе, молитвами Пресвятой Богородицы, Святителя Иоасафа Белгородского и всех святых, помилуй нас и спаси нашу погибающую отчизну».
С конца 1917 года на юге России поднялось Белое движение. К моменту перехода власти к Добровольческой армии генерала Деникина в Курско-Белгородской епархии было расстреляно двадцать два священника.
В 1918 году к городу подступили немецкие войска. В это время в свободном от большевиков Киеве состоялся Съезд архиереев юга России, в котором участвовали и епископ Белгородский Никодим, и протоиерей Порфирий Амфитеатров. По окончании съезда они через линию фронта возвратились в Белгород.
На Рождество Христово, после совершения Божественной литургии седьмого января 1919 года, епископ Никодим принимал у себя за чашкой чая представителей духовенства семинарии и духовного училища, в этот момент его и арестовали. Арест производил прославившийся особой жестокостью военный комендант города, председатель ЧК С.А.Саенко, считавший, что «через попов и монахов вся революция пропала». Епископа пришлось освободить в тот же день по требованию верующих, так как в городе поднялись волнения. Восьмого января владыка отслужил последнюю Божественную литургию. Во время вечерней службы он вновь был арестован в алтаре Свято-Троицкого собора, а десятого января епископа Никодима расстреляли на пожарном дворике. В этот же день допрашивали арестованного протоиерея Порфирия Амфитеатрова.
19 января 1919 года по постановлению коллегии ЧК последовал приговор: «Как старого пропагандиста против Советской власти и вредного элемента для таковой, как черносотенца «расстрелять».
Через полгода в Белгород вошла Добровольческая армия. Была вскрыта братская могила, в которой среди других убиенных было опознано тело епископа Никодима. Медицинский осмотр установил кроме огнестрельной раны груди (не смертельной), пролом черепа от удара тяжелым тупым предметом, огромный кровоподтек в верхней части головы и пролом гортанных хрящей.
Тело расстрелянного протоиерея Порфирия Амфитеатрова найдено не было, но среди белгородцев до сих пор бытует мнение, что останки почитаемого батюшки выбросили в глухое место за городом на съедение зверям.
Когда летом 1919 года в Белгород вошли белые, Белгородская гимназия была эвакуирована в Мариуполь, и девятнадцатилетнего Павла Амфитеатрова мобилизовали в Добровольческую армию.
Один из участников белого движения А.А. фон Лампе писал, что в это время «на окраины России стихийно кинулись все те, кто в душе затаил протест против совершившегося насилия над страной, кто стремился донести этот протест до белых рядов и жил им в период вооруженной борьбы на фронте. В белые ряды шли не потому, что искали собственного спасения; нет, туда шли именно те, кто хотел бороться.<…
Нет лучше состава для армии, как тот, который идет на борьбу в силу одухотворяющей его идеи; а таким и был состав белых с самого начала борьбы. Но с течением времени обстановка менялась: надо было пополнять убыль в таявших рядах и белым пришлось прибегнуть к мобилизации, т.е. к принудительному привлечению населения в свои ряды».
Был ли Павел принудительно мобилизован – неизвестно, но он вполне мог и осознанно выбрать путь борьбы с красными, тем паче, что у него были для того и особенные причины: незадолго до этого в Белгороде был расстрелян близкий и поистине родной его семье дядя, протоиерей Порфирий Амфитеатров. Большая семья убиенного батюшки осталась без единственного кормильца, и матушка-вдова Ольга Романовна предпринимала героические усилия, чтобы сироты выжили.
Да разве только это? «Курские епархиальные ведомости» сообщали: «Со сцены сошло все, чем когда-то гордилась Святая Русь… И почтительное уважение к сану, и сыновняя покорность, и братское снисхождение, всепрощение, любовь и многое-многое другое доброе, хорошее, чистое, святое… Все это сменило право сильного, сознание: «теперь – мы хозяева».
Длинные списки вакантных мест священнослужителей, а следом – истории появления вакансий: в курской тюрьме за решеткой «враги народа» – почтенные отцы. На глазах матушки и детей священник копал себе могилу, другой, когда матросы ворвались в дом, в ужасе выпрыгнул в окно, третий, четвертый… В слободе Ракитное священнику Никольского храма привязали к спине взрывчатку, зажгли бикфордов шнур и велели бежать к пруду – дали шанс на спасение. У самой кромки воды прогремел взрыв.
От переживаний за судьбу детей у его тети Ольги Романовны появилась болезненное беспокойство, не оставлявшее ее до кончины – навязчивая мысль, что, решительно, они умрут от голода. Она стала урезывать и припрятывать пищу от, и без того не богатого, рациона. Умерла матушка, действительно, от голода – в 1942 году во время блокады в Ленинграде. А ее мужа, протоирея Порфирия Ивановича Амфитеатрова, Русская Зарубежная церковь в 1981 году прославила в лике священномучеников.
К началу 1920-го года армии Юга отступили за Дон.
В Старом Осколе, где находилась семья Павла, как и в Белгороде, было неспокойно. Долгое время в уезде не было политической стабильности: борьба за власть, за передел земли и другой собственности, затем продразверстка, угроза голода, в эту пору социальных потрясений Старооскольский уезд оказался еще и центре эпидемии сыпного и брюшного тифа, в городе были заболевшие испанкой, дифтерией, холерой.
«И белые, и красные, занимая районы расположения противника, натыкались на бесконечное количество трупов, на мертвые поезда, не имевшие в своем составе ни одного живого человека».* А.А. фон Лампе. Причины неудачи вооруженного выступления белых. Студия «Тритэ» – «Российский Архив», М., 1991.
В такое опасное время мать Павла Никитича, матушка Александра, осталась в Осколе одна с малыми детьми: протоиерей Никита покинул город, по-видимому, чтобы увидеться с сыном, отходившим с армией Деникина. С каким благословением ехал священник к сыну: на борьбу с красными? эмиграцию? или возвратиться к родным и остаться в России?
Отец-протоиерей не вернулся к семье: по одним сведениям, он умер от тифа в Кисловодске (?), и матушке Александре даже прислали его шубу, по другим – погиб во время беспорядков в Пятигорске, кто-то убежден, что батюшку расстреляли, но достоверно полагать ни об обстоятельствах кончины, ни о месте не приходится.
Успел ли отец Никита встретиться с сыном, тоже неизвестно.
Историк С.В. Волков опубликовал списки, в которых значится: «Амфитеатров Павел Никитич. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Александровского военного училища в Болгарии. Подпоручик. В эмиграции во Франции (в Ницце). Артист балета. Ум. 3 авг. В Марселе».
В апрельском номере «Вестника Ривьеры» за 1930 год в статье «Русский очаг (на Avenue des Orangers)» рассказывалось о том, что уже третий год существует, устроенный энергией русской женщины, А.М. Мерсье-Икскюль, русский очаг – старый, монументальной постройки дом, с огромным садом, в центре «русского квартала» Ниццы, «около самого синего моря». Обширные комнаты, высокие балконы, террасы в сад и целых два зала, которыми и пользуются в свои часы и религиозно-философские общества, и целый ряд артистических и спортивных организаций. Здесь балетная студия М.К. Невельской, и уроки танцев других артистических известностей, из которых в минувший год следует назвать: M-me Баран, Карпову, Лучезарскую, Козлову, Воиновых, Дерюжинского, Амфитеатрова, Игоря Милорадовича etc. Большинство балетных танцовщиков в Ницце – здесь репетировали или давали уроки <…>».
Когда успел стать артистом балета, да еще и «известностью», Павел Никитич – совершенно непостижимо, ведь этому вида искусства, как правило, обучаются с детства. Поразителен, все-таки, галлиполийский народ. Браво, галлиполийцы! Как же я Вами восхищаюсь, горжусь и люблю, родные!
Но, уже в августе 1930 года, газеты «Вестник Ривьеры» и «За свободу» в разделе «хроника» опубликовали заметку о «несчастном случае с русским»: «В минувшее воскресенье, 3 августа, в Марселе, купаясь, утонул, проживавший в Ницце, балетный артист Павел Никитич АМФИТЕАТРОВ, 29 лет.
Покойный приходился родным племянником известному писателю и журналисту Амфитеатрову, служил последнее время в балетной студии Морена и был командирован в Марсель для подготовки гастрольного, в этом городе, спектакля.
Лиц, знающих адреса ближайших родных покойного, просим таковые сообщить в канцелярию б. Российского консульства в Ницце, 16, Ав. Шекспир».
Со своей стороны и я очень прошу лиц, хоть что-нибудь знающих о моем дяде, подпоручике Павле Амфитеатрове, месте его захоронения, или, может быть, о его семье, очень прошу «таковые сообщить».
С Рождеством Христовым, братья и сестры!
Вечная память Галлиполийцам.
Е. Амфитеатрова.