Александр Трубецкой. Свидетельство участника …
Александр Евгеньевич ТРУБЕЦКОЙ, после ускоренных офицерских курсов и Николаевского Кавалерийского Училища, служил с 1915 г. офицером Лейб-Гвардии Конно-Гренадерского полка.
В конце 1917 г. он вступил в одну из офицерских организаций против большевиков. В начале 1918 г. участвовал в попытки спасения царской семьи. В 1930-х годах Александр Евгеньевич расказал эту экспедицию в журнале «Часовой».
***
Было, как известно, несколько планов и попыток спасти Государя Императора Николая II с семьей из рук большевиков.
В одной из таких попыток мне пришлось участвовать не в роли инициатора или организатора, а в скромной роли рядового исполнителя. Обстоятельства, равно как и несовершенство плана, не позволили привести его в исполнение. Важен, однако, самый факт, что план такой был, что он начал приводиться в исполнение, что на него откликнулись многие, как из военных, так и из штатских, что нашлись люди, готовые на все, чтобы спасти своего Государя и согласно присяге послужить Царю и Родине.
Не их вина, что их надеждам не суждено было исполниться, а труды и риск пропали даром.
Конечно, даже когда выяснилась неосуществимость плана и дело пришлось оставить, все мы, участники, были связаны тайной, малейшая неосторожность в слове могла не только повредить нам самим, но и стоить жизни царской семье, во всяком случае, ухудшить условия ее заключения и затруднить другие попытки ее спасения. После же гибели царской семьи тайна должна была быть сохранена ради нашей собственной безопасности. Даже теперь, спустя 14 лет, о многом нельзя еще писать, нельзя называть многих лиц, участвовавших в этом деле или имевших отношение к нему, так как один находятся в пределах СССР, другие имеют там родственников. В то же время многое начинает изглаживаться из памяти: забываются главным образом даты, места, в которых приходилось побывать тем или иным участникам, роль и работа каждого, последовательность действий.
Многие, как из участвовавших, так и из слышавших о нашей попытке, не раз убеждали меня написать, пока не поздно, воспоминания о нашей поездке в Сибирь и об организации дела.
Вот я и приступаю к описанию того, чему сам был свидетелем, и того, о чем слышал.
Я не первый пишу об этом. В «Архиве русской революции» (т. XVII , с. 280-292) есть статья К. Соколова — «Попытка освобождения царской семьи». Из нее узнаем, что в декабре 1917-го — феврале 1918-го Ротмистр Соколов с двумя офицерами был командирован в Тобольск для разведки, подготовки освобождения и вывоза царской семьи. Он описывает главным образом свою работу. Я же принадлежал к другой группе, у нас были другие задания, и действовать приходилось в других местах.
Итак, в конце сентября 1917 года на фронте мои подчиненные выразили мне доверие, и я, покинув свой родной Лейб-Гвардии Конно-Гренадерский полк, поехал в Москву. Там меня застало выступление большевиков, и, добровольно явившись в Александровское военное училище, я участвовал в городских боях с ними.
Тогда в Москве стали формироваться и конспиративные офицерские организации для борьбы с большевиками. Была довольно развитая, насчитывающая много членов организация Бориса Савинкова, в которую входили офицеры всевозможных политических оттенков, не исключая и монархистов, не всегда знавших, кто их возглавляет. Была и организация чисто монархическая: впоследствии она вошла в связь с Добровольческой армией на юге России. Меня туда привлек мой большой друг Ротмистр Сумского полка М. Лопухин, расстрелянный большевиками летом 1918 года. Хотя по личному доверию ко мне он назвал имена некоторых лиц (генералов), возглавлявших организацию, но по условиям конспирации я был подчинен непосредственно лишь Лопухину. От него я получил задачу завербовать группу офицеров-монархистов, заслуживающих полного доверия, и быть начальником этой группы. Впоследствии — уже после описываемой поездки в Сибирь — организация стала делиться на десятки, пять десятков сводились в отряд и каждый рядовой член организации знал лишь свой десяток и начальника своего отряда. Я командовал десятком. Но в описываемый период организация, помнится, еще не оформилась в правильные единицы. В моей группе было около 10 человек. Работы не было никакой, но мы держали связь и готовы были выступить при первой же возможности по приказанию начальника.
В начале января 1918-го ко мне пришел Лопухин и объявил, что существует план вывоза из Тобольска Государя, Наследника и всей царской семьи. Государь дал свое согласие на вывоз семьи, во всяком случае, отрекается от престола, но не хочет покидать пределы России и не желает расстаться с Наследником. Оба они должны быть скрыты в самой России, а Государыня и Великие Княжны будут вывезены за границу, в Японию.
Инициатива этого плана исходила не от военной организации, в которую мы входили. Инициатором был присяжный поверенный Полянский. Он будто бы заручился поддержкой видных государственных деятелей и французского посла, также обещавшего поддержку — как моральную, так и материальную.
План же действия был таков. Отряду гардемаринов, состоящему в организации, предстояло прибыть в Тобольск с подложными бумагами якобы на смену караулу при царской семье. Если караул откажется смениться, гардемаринам следует применить силу. Затем Государыню и Великих Княжон увозят на восток, в Японию, а Государя и Наследника на лошадях доставляют в Троицк, в область Оренбургского Казачьего войска. Они едут туда инкогнито: Государь — бритый, в качестве французского гувернера при мальчике из богатой семьи.
Троицк согласно этому плану считался верным местом. Оренбургское Казачье войско большевиков якобы никогда не признает и не пустит — настроено оно монархически. Но при Государе и Наследнике все же должна состоять негласная охрана из верных офицеров в числе 10-12 человек. Роль этой охраны поручалась Лопухину, а он предложил уже мне выбрать из моей группы 5 человек (другие пять выбирались из другой группы). Ввиду того что план спасения царской семьи исходил не от нашей военной организации, участие каждого из нас не считалось обязательным. О плане нам сообщили лишь в самых общих чертах, и каждый должен был решить по совести — верит он в это дело или нет, а также считает ли себя на него способным.
Надо сказать, что ответственность в таком решении была огромна. С одной стороны, естественно сомнение : не является ли весь этот план провокацией, легкомысленной авантюрой, которая без всякой пользы для дела может стоить жизни не только каждому из нас, но и тем, кого предстояло спасти, уберечь. С другой стороны, понятно, что каждый из нас, рядовых участников, только и мог принять на веру слова своих непосредственных начальников, понимая важность конспирации.
Выезжать нам предстояло через три дня, 10 января, и я тотчас же приступил к вербовке офицеров из своей группы. Говорил с каждым совершенно откровенно, предупредил как об ответственности решения, так и о личной опасности, которая могла грозить. И вот группа в сборе — вместе со мной шесть человек. Для большей осторожности ехать решено было в разные дни и разными маршрутами. Четверо со мной выезжали 10 января, а двое — 11-го. Наш маршрут — через Вятку, Пермь, Екатеринбург, Челябинск. А Лопухин с группой ехали через Уфу и Оренбург. Он снабдил нас чистыми отпускными удостоверениями с печатями от двух воинских частей — осталось только вписать имена, фамилии и вымышленные подписи командира да адъютанта части. Чины большевиками были отменены, но на удостоверениях в ходу были звания — «бывший поручик», «бывший капитан» и т. д. Офицерские чины тогда скрывать еше не приходилось, да и трудно было бы их скрывать — внешний вид еще резко отделял нас от «товарищей».
Отправление состоялось 10 января с Ярославского вокзала. Классных вагонов не было. Мы забрались в теплушку и поехали бесплатно. Помню, нам удалось занять места на верхних нарах — там и теплей, и лежать можно было. К отходу поезда набрался полный вагон солдат и мужиков, так что внизу была страшная давка.
Понятно, к нам нарастало недружелюбное отношение : «Буржуи эти как наверху устроились. Вторую ночь дрыхнут, а нам не то чтоб вытянуться, а и сидеть тесно», «Тащи их за ноги оттуда». Один уже было схватился за сапог кого-то из нас, и дело могло обернуться нехорошо, но выручил случай. Кто-то вступился за нас : «Брось, землю мы у них отобрали, так уж пусть дрыхнут…» «А может, у этих и земли никакой не было?» — уже неуверенно откликнулся зачинщик и, потеряв задор, успокоился. Мы были спасены. К нашему привилегированному положению привыкли, а на третью и следующие ночи места уже были крепко за нами — по праву давности. Вошли мы и в общую жизнь теплушки : несли дежурства по погрузке дров, топке. Справки у железнодорожников о времени стоянки и о надежде на получение паровоза тоже лежали на нас. От Москвы до Екатеринбурга мы ехали не то пять, не то шесть дней, от Екатеринбурга до Челябинска — еще день и ночь. На железных дорогах царствовал неимоверный беспорядок. Поезда, идущие на восток, были забиты. Не хватало ни исправных паровозов, ни железнодорожного персонала. На иных станциях в ожидании паровоза приходилось стоять часами.
И вот рано утром, кажется, 17 января мы прибыли в Челябинск. Отсюда было совсем недалеко до Троицка — места нашего назначения, и мы рассчитывали, что там уже не будет большевиков. Но на вокзале из случайного разговора узнали, что и Троицк еще в день Рождества взят большевиками. Казаки перепились, местные же большевики этим воспользовались, обезоружили их и захватили власть.
Такое вот было то верное место, где хотели укрыть Государя и Наследника. Ясно, что весь план рухнул. В то время непосредственной опасности для жизни царской семьи еще не было, но такая легкомысленная попытка ее спасения повела бы к верной ее гибели. Предстояло остановить исполнение плана. В то же время основываться на одном случайном разговоре, хотя и весьма правдоподобном, судя по окружающей нас обстановке, мы не могли. Поэтому, подумав, решили ехать до станции Полетаево, от которой отходила ветка на Троицк. По прибытии туда у нас уже не могло оставаться никакого сомнения по поводу большевиков : всюду царила советская власть, а о Казаках Дутова и не слышно было. Пришлось дать в Москву телеграмму : «Цены изменились, сделка состояться не может».
Нам было известно, что в Троицк еще задолго до нас поехали два квартирьера, чтобы все наладить к нашему приезду и к приезду Государя и Наследника. Надо было выйти с ними на связь, сообщить о нашем прибытии, но никто из нас не знал квартирьеров в лицо. Кроме того, требовалось встретить офицеров — Сумских Гусар, тоже мне лично незнакомых. Они ехали группами по три человека и в Полетаеве должны были пересаживаться.
Просидев на вокзале целый день, вечером я вышел к поезду и увидел трех офицеров в одинаковых защитных полушубках кавалерийского образца. Сразу решил — они. Подхожу и спрашиваю : «Простите, вы не с Лопухиным ?» «А вы не Князь Трубецкой ?» — последовал ответ. Один из вновь прибывших сменил меня на станции для встречи членов своей группы, а мы поехали в Челябинск, где и разместились по гостиницам. Хорошо, что ЧК в то время была только в зачатке и не обладала еще всеведением и всевидением. На нас никто не обращал внимания. Наши дежурства на вокзале проходили совершенно незамеченными, да и некому было за этим смотреть.
Не помню, через день или через два все собрались в Челябинске. Приехал и Лопухин, и мы принялись вырабатывать дальнейший план действия. Если старый план провалился, то это еще не значило, что от спасения царской семьи следовало совсем отказаться. После некоторых раздумий и прикидок решено было снять квартиры в разных городах Сибири и северной России, где временно, конечно инкогнито, могли быть скрыты Государь и Наследник. Мы надеялись, что впоследствии все же удастся уговорить Государя выехать за границу или, как думал Лопухин, скрыть его в сибирских старообрядческих скитах.
Но пока что нужно было отыскать членов нашей организации, находившихся в Тюмени и Тобольске. В Тобольске были три офицера Сумского Гусарского полка вместе с Ротмистром Соколовым, а в Тюмень, незадолго до нашего отъезда из Москвы, выехал В. С. Трубецкой, но он скрывался под вымышленной фамилией — Чистов. С ним для поручений и доставки донесений следовал 16-летний вольноопределяющийся Н. Г. Лермонтов. В задачу Чистова входила встреча Государя и царской семьи после ее освобождения. Затем он должен был снабдить паспортами и сопровождать до Троицка Государя и Наследника.
Kвартиру в Перми мы нашли без труда, и меня вызвалив Тюмень. Там собралось немало наших. Лермонтова, правда, я уже не застал — он уехал в Москву с донесениями от Чистова и Лопатина. И вот было решено одного из нас направить в Ялуторовск для снятия квартиры в том местечке. Безопаснее всего было бы везти царскую семью в направлении на Ялуторовск, пустив для отвода глаз несколько троек по направлению к Тюмени. От Ялуторовска на лошадях предполагалось ехать в Курган, так как поиски в первую очередь, естественно, начали бы вести по северной ветке Сибирского пути. Вот эти конные тракты нам и нужно было исследовать.
С весьма интересными рассказами вернулся из Тобольска Чистов. Он отыскал Соколова с его товарищами, которые уже долго жили в Тобольске и многое знали как об условиях жизни царской семьи, так и об их карауле. Они считали, что внезапное нападение на караул могло иметь все шансы на успех и что одновременно, уничтожив телеграф, можно было бы задержать тревогу, погоню и поиски. Чистов ходил к дому, где жила царская семья, через забор видел Наследника, Великих Княжон, катавшихся с ледяной горки. Перед отъездом он решил еще раз встретиться с Соколовым, но на квартире у него застал караул : офицеры были арестованы, и караул задерживал всех приходивших к ним. Чистова допросили, по какой причине он явился, но он сразу нашелся, что ответить. Из Тобольска в Тюмень регулярных рейсов не было, одному же нанимать ямских лошадей было дорого — вот ехавшие обычно и подбирали попутчиков. Чистов и сослался на эту легенду. Ему, в свою очередь, придумали не менее увлекательную историю о его предполагаемых попутчиках : они якобы ограбили женский монастырь, а потому и арестованы. Так что все обошлось. Чистова благополучно отпустили, и вскоре он тоже уехал с донесением Лопатина и личным докладом в Москву.
В то время в Тобольске городом правил Совет рабочих и солдатских депутатов, а охрана при царской семье была прежняя, назначенная Временным правительством. Когда на смену им прибыла новая охрана, в городе шла борьба между старой и новой властью. Этой анархией арестованные воспользовались, им удалось привлечь на свою сторону болыпевицкие элементы, и во второй половине февраля они были освобождены и благополучно вернулись в Москву.
Не имело смысла оставаться в Тюмени и нам. Наше там пребывание в конце концов могло обратить на себя внимание. Так что в ожидании приказаний из Москвы мы переехали в Екатеринбург.
За время нашей поездки в гостиницах, а иногда и на вокзалах мы неоднократно подвергались обыскам. Красногвардейские патрули искали и отбирали у проезжих оружие, но обыски те велись крайне примитивно. В Челябинске, например, мы сидели в буфете по ту и другую сторону длинного стола, а чемоданы лежали под столом, у наших ног. Пока патруль производили осмотр с одной стороны, ногами мы передвигали чемоданы на другую сторону, затем ту же операцию проделывали обратно. Изобрели мы и новый способ хранения оружия. Во всей Сибири тогда было изобилие хлеба, продавали его огромными караваями. Вот мы и решили хранить револьверы в хлебе. В корке, обыкновенно снизу, делался вырез, мякоть вынималась из середины и туда прятался револьвер, а вырезанная корка прилаживалась на место. Этот способ давал блестящие результаты. В том же Челябинске, в гостинице, в Тюмени и в Екатеринбурге нас не раз обыскивали по ночам, но никому, конечно, не приходило в голову трогать хлеб.
Не помню точно числа, но в середине февраля из Москвы пришла телеграмма, отзывающая нас обратно. При сложившейся обстановке и тех средствах, которыми располагала организация, задача освобождения царской семьи оказалась неосуществимой и миссия наша считалась оконченной. Мы тронулись в обратный путь. Так безрезультатно окончилось задуманное предприятие.
Да, бесплодна была та поездка, но не наша тому вина. При основательной и правильной постановке дела — я и сейчас в этом уверен — спасение царской семьи было бы вполне осуществимым. Освобождение ее и вывоз из Тобольска представлял и не самую трудную часть задачи. Главная трудность заключалась в том, как скрыть и сохранить спасенных. Для этого нужна была, конечно, более солидная организация, большая подготовительная работа, хорошая осведомленность, а главное, как правильно указывал в своей статье Ротмистр К.Соколов, деньги, деньги и деньги. В рядовых исполнителях задачи недостатка не было.
Увы, результатов мы не достигли. И все-таки у всех осталось хорошее воспоминание о пережитом подъеме духа и сознание того, что мы на деле проявили готовность послужить своему Государю и остались верными данной ему присяге.