Среди публикаций, посвященных русскому Галлиполи, и командующему им ген. А.П. Кутепову, одной из первых была небольшая книга И.А. Лукаша «Голое Поле», изданная в 1922 г. Приведенный нами отрывок этой книги описывает лагерь летом 1921 г.
Иван Созонтович Лукаш (1892-1940) был потомком днепровских казаков. Его отец, натурщик в С.-Петербургской Академии художеств, фигурирует (с забинтованной головой) на картине И.Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». И.С. Лукаш окончил юридический факультет С.-Петербургского университета. В 1910 г. он опубликовал первый сборник стихов. Воевал в Доброволческой армии : старший унтер-офицер из вольноопределяющихся. Галлиполиец. Иван Лукаш главным образом известен как автор исторических романов и повестей. Заграницей он жил в Берлине, в Риге (1927-1928). Затем он переселился в Париж, где стал сотрудником газеты «Возрождение». И.С. Лукаш поддерживал деятельность русской молодежи, был другом Национальной организации витязей. Он умер в 1940 г. в санатории г. Блиньи (деп. Об) от туберкулеза. В том же году была издана его самая известная книга – «Бедная любовь Мусоргского».
Ниже упомянутый генерал-лейтенант Владимир Константинович Витковский (1885-1978) – один из главных вождей Белого движения. Он окончил 1-й кадетский корпус и Павловское военное училище (1905). Полковник л.-гв. Кексгольмского полка, в Мировую войну командир 199-го пехотного полка, георгиевский кавалер. В Добровольческой армии с весны 1918 г. в отряде полк. Дроздовского, летом 1918 командир Солдатского батальона (затем Самурского полка), с июня 1918 командир 2-го офицерского (Дроздовского) стрелкового полка, с нояб. 1918 командир бригады 3-й дивизии. С дек. 1918 генерал-майор. С фев. 1919 начальник Дроздовской дивизии. В Русской армии с 2 авг. 1920 командир 2-го армейского корпуса, с 2 окт. 1920 командующий 2-й армией. Генерал-лейтенант (с апр. 1920). Начальник 1-й пехотной дивизии и заместитель ген. Кутепова в Галлиполи. Затем в Болгарии и с 1926 г. во Франции. Проживал в Ницце и в Париже. Командующий 1-м армейским корпусом и председатель Общества галлиполийцев после похищения ген. Кутепова. В 1938-1942 гг. – председатль 1-го отдела РОВС. С 1950 г. в США. Председатель Северо-Американского отдела РОВС. Умер 18 янв. 1978 в Пало-Альто.
Николай Росс
Выдержки из главы «Белые птицы» в книге: Иван Лукаш. «Голое Поле. Книга о Галлиполи.» София: Печатница Балкан, 1922.
Белые птицы
В лагере от штаба дорога прямая, по выжженным золотым полям, у ветряков, вдоль каменистого берега, где сквозят дали Дарданелл, ниже и ниже в бурую, узкую долину, над которой сдвинулись синей, волнистой каймой задумчивые горы. Серой тропинкой вьется по долине выпитая зноем речка. Это долина смерти и роз, это галлиполийские лагери. Длинные, белые ряды палаток. Точно белые птицы легли рядами друг подле друга, свернув белые крылья.
В холщовых стенках палаток маленькие окошки с холщевой рамой крест-накрест. У палаток тщательно утоптанные, узкие тропинки, песчаные квадраты площадок, пыльные, выгорелые цветники на каменных газонах и серые полковые вензеля и двуглавые орлы, сложенные из морских галек. Далеко, меж белых шатров, темно зеленеют круглые луковицы-маковки полковой церкви гвардейской артиллерии. Зеленая церквушка, из вереска и платанов, уже тронута желтизной, уже вянет и осыпается, но еще так зелено и так радостно сквозят в синеве над белыми шатрами русские маковки.
За серой речкой, над обрывом высится холщевое строение корпусного театра, где идут воскресные лагерные собрания. Стоит на долине, как часовой, раскидав тяжелую чащу ветвей, одинокий древний и тихий платан у палатки генерала Витковского. А кругом тянутся белые церкви, белые театры, белые солдатские дома. Тянутся белые, через речку, теснятся к синим горам. Белые птицы легли друг подле друга по долине, свернув белые крылья.
Странный зодчий построил странный город в долине смерти и роз. Под белыми птицами живут белые солдаты: артиллерия и пехота, молодая гвардия, дрозды, корниловцы, марковцы и алексеевцы, и сводный гвардейский батальон старых с.-петербургских семеновцев, измайловцев, павловцев. А за речкой у бархатистых синих гор, спят белые птицы-дома русской кавалерии. Тихий город в долине, где дышат тридцать тысяч людей. Призрачный русский город у синих галлиполийских гор. Вдоль палаток, по передней линейке, на узенькой желтой тропе, врыты столбы, крытые напокат соломой, точно легкие соломенные зонты. Это стоянки полковых часовых.
Вдоль палаток, за передней линейкой, на желтых исцарапанных метлами площадках есть и еще соломенные шатры: на четырех высоких жердях постелена золотая пшеница. Чуть шевелятся длинные, ломкие концы, шуршат, а под соломенными шатрами, в тени, спят склоненные, завернутые в чехлы русские знамена. Знамена молодых дроздов и корниловцев и полковые знамена российской гвардии. На древках потлелые обрывки парчи и, тяжко струясь по древкам, свисают вниз тусклые знаменные кисти. Стоят несменным караулом, ночью и днем часовые у спящих знамен России…
Серебристый полусвет в полковых, холщовых церквах. Глиняный пол, жестяные паникадила, сбитые и слитые из консервных банок, аналой, застеленный шитым в красную строку деревенским полотенцем. С низких и приземистых алтарных створок смотрят святые. Светятся серебром седые кудерьки бород и нимбы. Глаза огромны, сини и смотрят светло и печально. На алтарных дверях Архангел Гавриил, в багряном плаще, несет белую лилию, а ангельский лик бледен и строг и веет ветер назад каштановые кудри со светлого лба. Отворишь алтарную дверку, а сзади подогнаны струганные дощечки с консервных ящиков, – подрамник, на который натянул бурую холстину от мешка неведомый и нежный живописец. На холсте так и остались черные французские буквы С.О. и длинный номер 48352…
Серебрист полусвет и в полковых палатках. Плетеные из коричневатого кустарника койки застелены серыми одеялами. У коек самодельные столики и хрупкие дощечки полок. И вдоль всей палатки обязательно прямая нитка дорожки, посыпанная желтым песком. В белых палатках офицеры и солдаты спят вместе, койка к койке. В белых палатках одинаковая черная похлебка и серые консервы для всех. В свое офицерское собрание корниловцы приглашают по воскресеньям в гости солдат. На футбольном поле, где стон стоит в дни полковых матчей, гоняют кожаный мяч вместе с солдатами генералы. В этом городе белых птиц, у пшеничных шатров, где стоят бессменные караулы подле знамен, – все идет тихою поступью и на особую тихую стать.
Солдаты, в белых рубахах с красными погонами и в белых картузах, вроде тех кепи, что носили при Скобелеве, унтер-офицеры старых сроков службы и курносая мужицкая молодежь и седые гвардейские знаменщики, помнящие еще царя Александра III, и офицеры, – тонные петербургские гвардейцы и харьковские гимназисты, конторщики из Киева и ростовские студенты, русские аристократы и усатые русские вахмистры из калужских мужиков, произведенные в поручики и в полковники. Живут вместе, едят вместе. Думают вместе. Знают каждый жест, каждую привычку соседа. Знают друг друга до глубины, до последнего нерва. И в каждом – частица другого. Они причастились друг друга. Они дышат, как одно. Они бы разошлись. Они бы разбежались, повалили бы толпами в Бразилию, в Аргентину, в Совдепию, куда угодно, к черту. – если бы не слило их в одно и навсегда принятое ими молча тихое галлиполийское причастие.
В белом городе птиц нет калужских мужиков, нет Ивановых и Петровых, нет вчерашних красноармейцев из-под Орла и добровольцев из Царицына, нет гусар, нет учителей гимназий и конторщиков. В белом городе – белые солдаты. Они солдаты, они дрозды и марковцы, гвардейцы и кавалеристы, генералы и поручики, бомбардиры и ефрейторы. Они белые солдаты, они не мужики и не баре, не беженцы и не эмигранты. Они русские солдаты и они ждут, когда будет Россия. Они знают, что Россия будет и они ждут и несут несменный караул у её свернутых знамен.
Тишина в белом городе… У всех печален и у всех светел взгляд, как у святых на алтарных створках. И в говоре, и в манерах у всех какая то особая, чуткая вежливость. Такая тихая и нежная вежливость бывает у очень интеллигентных людей и еще у монахов. […]
Загорелая белозубая молодежь, эти русские гимназисты, реалисты, студенты, вышедшие из доменной печи боев, – не боятся ни зимы, ни голода, ни тоски, ни тифа. Они будут стоять, они землянки выроют, они на дожде будут спать, они будут стоять, пока нет приказа идти. Ожидание России… Трепет ожидания в дыхании белых птиц, в шелесте знаменных кистей, свисающих с древков. Ожидание России в зовущем полете вечерней зари, что поет на все четыре стороны света синий трубач. Оно в каждом тихом взгляде. Оно в снах, в неслышных молитвах о которых знают только белые птицы, что пали, свернув крылья, легкими рядами по синей долине.