Николай Виноградов. «Борьба генерала А.П. Кутепова. Сборник статей» // Издание Комитета имени генерала Кутепова. Париж, 1934. С. 322-335. Статья публикуется в выдержках и подверглась легкому редактированию.
Автор настоящего очерка, написанного под псевдонимом, – поручик Михаил Александрович Критский (1882-1969). Он окончил Московский университет, затем поступил добровольцем на фронт Первой Мировой войны. В Гражданскую войну Критский служил в штабе ген. Деникина и ген. Врангеля, эвакуировался в Галлиполи. Поселившись в Париже, он с 1924 г. был секретарем Главного правления Общества галлиполийцев и ближайшим сотрудником генерала Кутепова в его подпольной работе. Позже он сотрудничал с генералом Е.К. Миллером и затем вступил в Русский национальный союз участников войны – движение, основанное генералом Туркулом в 1937 г. М.А. Критский печатался в эмигрантской прессе, жил и скончался во Франции. В 1936 г. он опубликовал книгу «Корниловский ударный полк».
Генерал Кутепов руковолил подпольной борьбой белых в СССР с лета 1923 г. по январь 1930 г., когда он был похищен в Париже советскими и французскими агентами ОГПУ. Подпольная деятельность Кутепова велась под верховным начальством великого князя Николая Николаевича (скончавшегося в январе 1929 г.), но без участия генрала Врангеля, который считал «кутеповскую организацию» недостаточно защищенной от советской агентуры. В значительной степени она действительно была под контролем ОГПУ, главным образом благодаря созданной чекистами псевдо-монархической организции, широко известной под названием «Трест». Но не вся деятельность Кутепова была под контролем врага. Об этом свидетельствует, например, успех боевой операции, проведенной в июне 1927 г. в Ленинграде под руководством капитана В.А. Ларионова.
На тему «Кутепов и Трест» существует много публикаций, с которыми при желании нетрудно ознакомиться. Здесь же мы задались целью показать, благодаря очерку пор. Критского, как сам Кутепов и его сподвижниики (среди которых было много галлиполийцев) относились к своей боевой работе. Ими руководила ненависть к большевикам, но в еще большей мере желание продолжить ту самоотверженную и бескорыстную борьбу за Россию, в которой они участвовали в белых рядах на полях сражений Гражданской войны. Советская власть воспринимала деятельность «кутеповцев» как реальную угрозу. Лучшее этому доказательство – похищение и убийство самого генерала Кутепова в 1930 году.
Николай Росс
[…]
В годы после Галлиполи имя ген. Кутепова было именем человека, который один поднял непосильную борьбу против организованного коммунистического государства. К нему потянулась молодежь, готовая принести себя в жертву, а рядовое офицерство только в нем видело единственного человека дела и долга. Эмиграция знала, что ген. Кутепов «что-то» делает, и одни относились презрительно – «что можно сделать?», другие осуждали – «посылает на смерть», третьи, большинство, были равнодушны к делу борьбы, четвертые и пятые, точно сговорившись с ГПУ, плели сеть лжи вокруг имени и дела ген. Кутепова.
А. П. не раз говорил, что дело борьбы с коммунизмом окружено в эмиграции стеною враждебности. Многие, и ген. Кутепов называл целый ряд видных лиц, вольно и невольно мешали делу. Много было лиц из бывшего командного состава Русской армии, которые не могли примириться с «выскочкой» Кутеповым и которые всякими способами хотели играть сами какую-нибудь роль. Это желание играть роль и играть во чтобы то ни стало, «занимать положение», – приводило их в явную оппозицию к ген. Кутепову и делу борьбы, и было, конечно, только на руку ГПУ. Лучшими же ценителями ген. Кутепова, его сподвижников и всего дела были коммунисты. Политбюро и ОГПУ знали, ценили и понимали, что перед ними страшный и непримиримый враг, знали, что ген. Кутепов этого дела никогда не оставит и будет вести его до конца дней своих, знали они и людей – кутеповцев – идущих на них. Все помнят, что временами открывалась бешеная травля против ген. Кутепова, исходившая из самых разнообразных источников. Ген. Кутепов никогда не только не отвечал на все выпады, но он почти никогда и не говорил об этом. Ген. Кутепов молчал.
Ген. Кутепов говорил: — Наше дело там – в России. Наша обязанность показать русскому народу, что и мы, сидя здесь в безопасности, не забываем своего долга перед родиной. В представлении подрастающих в России поколений русский патриот-эмигрант является таким, каким изображают его советские рептилии. Мы должны там, и только там, показать себя и напоминать всем, что мы умеем бороться и умирать.
— Мы должны,— говорил еще ген. Кутепов, — смотреть на походы в Россию, как на наше необходимое и обычное дело, а не как на подвиг. Когда мы проникнемся сознанием, что только совершаем свой долг перед родиной, нам легче будет переносить все тяготы и лишения, которые пали на нашу долю. Нас немного, очень немного, но эти немногие ценнее и лучше многих тысяч.
— Наше дело правое. Оно требует жертв, без жертв лучших русских людей Россия не восстановится, и они необходимы, они будут всегда. Многие погибли, погибнут еще, погибнем все мы, начавшие, но зерно брошено, и плоды будут там – на русской земле. Надо, чтобы дело наше продолжалось до тех пор, пока в России существует власть интернациональных бандитов.
И если случалось, что ген. Кутепову самому приходилось давать последние наставления перед походом, он говорил коротко, отчеканивая каждое слово, после чего энергично пожимал руку. Не было ни дрожания в голосе, ни лобызаний, ни многозначительных взглядов. Людей, у которых А. П. замечал сомнение или упадок настроения, он всегда отставлял от похода. И, быть может, такие «проводы» у некоторых, идущих в путь, оставляли осадок сухости от ген. Кутепова. Иногда эта «сухость» была и при встрече с вернувшимися, когда последние делали ошибки. Ген. Кутепов никогда не прощал болтливости, хотя бы и невольной и вынужденной.
— Надо внушить, — говорил А. П., — что это не мое личное дело, а наше общее, наш долг. Я никого не посылаю и, если идут, то идут добровольно, зная куда и зачем. Но если ты пошел, иди, как подобает солдату.
Так было внешне, и ген. Кутепов старался у всех на виду не отступать от этой «внешности». Но зато, отправив человека или группу, он всеми своими мыслями переносился к ним. Он по дням исчислял их движение, справлялся об известиях, выражал предположения, оценивал каждого участника и всю операцию. Надо было близко знать ген. Кутепова и настолько близко, чтобы он не только доверял, но и любил и ценил «своего» человека, чтобы при нем можно было, не в ущерб делу, сменить внешность старшего на внешность просто большого русского патриота, взявшего в свои руки тяжелый, опасный и неблагодарный труд. Ген. Кутепов относился заботливо и бережно к кому он хорошо знал – да это и было естественно, так как все «его» были, в сущности, уже смертниками, как и он сам.
— Иногда кругом, — говорил А. П. походникам, — ничего кроме человеческой подлости и не видишь, и тяжело становится на душе. В такую минуту я всегда вспоминаю «своих» — и я горжусь вами…
Вспоминаю несколько случаев.
Приезжает к ген. Кутепову его офицер – инженер, получивший хорошее место и просит, пока он свободен, дать ему «командировку».
— Это самое ценное у «моих», — говорил А. П., — что ни высшее образование ни материальные выгоды после всех лишений, которые мы все испытали, не сломили жертвенности. Идут не от голода, не от разочарования, а идут по нутру… Настоящие добровольцы.
Приехал штабс-капитан Б., — рассказывал А. П., — просится в отправку. Работал три года, скопил деньги, на них и хочет ехать. Ген. Кутепов радостно улыбается и, подумав, добавляет:
— Нет, нет, мы можем еще дело сделать…
Представляется как-то ген. Кутепову офицер его корпуса после окончания университета.
— Ну что, окончили? Трудно было — знаю, но за то и время не пропало. Поздравляю… Теперь, — улыбаясь говорить А. П., — надо браться за второй университет… за мой.
Ген. Кутепов, смеясь, приводил пример ротмистра К., который после похода заметно политически созрел.
— Разве это не университет? — рассказывал А. П., — научился многому. Говорит толково, спокойно, взвешивает каждое свое слово, молчит, когда надо, и знает, что ему делать.
После потери, после неудачи, энергия ген. Кутепова только увеличивалась. Он редко и то очень коротко вспоминал, даже при близких, о погибших, но, думаю, что А. П. переживал тяжело: уходили и гибли все лучшие, нужные, незаменимые…
Не было средств, чтобы начать дело. Но и не было денег, чтобы продолжать борьбу с большевиками. И ген. Кутепов решал, если ждать средства, то и дела никогда не будет. Он изыскивал и доставал какую-нибудь очередную тысячу франков, прося ее, как подаяние, у богатых, так называемых «русских патриотов».
— Ну что ж, пусть говорят, что Кутепов попрошайничает, — усмехался А. П. и отсылал выпрошенные франки в нужное место.
Деньги собирались грошами. Давали, обычно, те, которые сами ничего не имели. К этим деньгам А. П. относился до болезненной щепетильности. Помню случай, когда пришлось раз обратиться к А. П. за деньгами для больного походника.
— Специальных денег немного есть, но дать их не могу, они должны быть израсходованы по прямому назначению, а вот у меня есть армейские деньги (т. е. пожертвованные на армию, на РОВС), из них могу кое-что дать. И он дает 500 франков.
— Мне принесите расписку, — потом задумывается и добавляет, — надо нам как-то организовать поступление на работу, чтобы не расходовать лишнего. Я поговорю кое с кем, нельзя ли куда-нибудь его устроить до «следующего раза».
Но часто было, что ни личные переговоры, ни рекомендательные письма от А. П. не помогали устройству его людей в русские предприятия. Редко кто отзывался. А. П. сразу преображался, если ему добровольно какой-нибудь эмигрантский туз давал деньги «в личное его, ген. Кутепова, распоряжение», а не по «особому назначению». Тогда А. П. при встрече говорил:
— А денег вам не надо? Возьмите, возьмите… Потом отдадите, когда будете работать, и рассказывал про «тузов», бьющих себя в «патриотическую грудь» и водивших его по ресторанам «поговорить».
— Хожу, обедаю, ужинаю, а у самого сверлит мысль: дал бы лучше деньги, чем угощать.
У А. П. часто не было средств не только поддержать вернувшихся с похода, но и отправить одного человека на необходимое и спешное дело. Ни одна борьба не велась с такими скудными средствами, и только один ген. Кутепов знал, что стоило ему «находить деньги».
Перед самым своим похищением А.П. радостно говорил:
— Подождите, скоро дела поправятся.
Все это наводило ген. Кутепова на мысль организовать дело по другому, но проходило время, а средства не только не увеличивались, но порой и уменьшались, и приходилось опять решать: делать ли с имеющимися возможностями или все бросить. Конечно, ген. Кутепов и кутеповцы принимали первое решение: бороться, бороться во что бы то ни стало, не останавливаясь ни перед чем.
От недостатка средств были, конечно, недочеты в организации, особенно на местах. Нельзя было проехать, посмотреть, проверить группы и одиночек. Надо было посылать своих людей к ним, а приходилось довольствоваться тем, кого выдвинула та или иная группа. И часто было, что группы были хорошие, но руководители не отвечали своему назначению. Часто это были люди более опытные в жизни, но никуда не годные руководители, которые хотели только «посылать», но не идти (у генерала же было принципом – руководить может тот, кто прошел уже «школу»), были и трусы, вместе с тем желающие играть роль.
[…]
Те, кто шли в Россию, были сильными, храбрыми и убежденными людьми. Их всегда ожидала смерть, и все-таки они ходили по три, по пять и десять раз. И большевики не могли не знать, что человек, прошедший их кордоны, их бесчисленные рогатки, осмотры, обыски, являлся для них человеком страшным. Большевики, сами из подполья, знают, что те условия, в которых они когда-то работали, по сравнению с современными, ими созданными, являются веселой опереткой. Знали большевики и то, что им предстояло при встрече с кутеповцами. Подавляющее большинство кутеповцев дорого продавало свою жизнь.
Самое страшное для кутеповцев – это была возможность попасть живыми в руки палачей. Этой участи не избежали некоторые из русских патриотов. Их всегда ожидала медленная смерть с мучительными страданиями… У пойманных «белогвардейцев» ГПУ добывало нужные ему «сведения». Обреченных «заставляли» рассказывать все, что они знали об организации ген. Кутепова. Но знали они всегда мало, знали только о тех, которые общались с ними, и могли рассказать только о своей группе, об ее предварительной подготовке перед походом и о самом походе. Ни один кутеповец не мог рассказать больше, никто из кутеповцев не знал о других группах, а тем более о численности и намерениях организации. Это знал только один ген. Кутепов.
Ген. Кутепов ни с кем и никогда не делился планами о своей работе, и ни один из сотрудников А. П. не может сказать, что ген. Кутепов был с ним в полной мере откровенен. У. А. П. было основным принципом молчание. Он не прощал болтливости и более всего ценил у своих сотрудников способность молчать, причем ген. Кутепов говорил, что и молчать то надо умеючи. У многих, особенно на периферии, бывал настолько «конспиративный вид», что их за версту можно было отличить.
— Мы все люди, — говорил А. П., — а дело наше тяжелое и ответственное, и чем меньше будет знать каждый из нас, тем лучше для дела.
В силу такой постановки работы А. П. у захваченных «белогвардейцев» ГПУ добывало немного. Конечно, ни сам ген. Кутепов ни сподвижники погибших никогда не осуждали тех, у которых в застенках ГПУ была вырвана небольшая правда об организации Кутепова. Можно было только преклонить головы перед новой жертвой в борьбе за освобождение России.
Все бесчисленные походы со всеми их трудностями при современной жизни в России и все дела, проведенные там, убедили ген. Кутепова и кутеповцев в одном непреложном факте: в существовании на родине двух враждебных лагерей — одного из организованного коммунистами и другого из неорганизованного всего русского населения. Как бы последнее ни было загнано и скручено коммунистами, оно все-таки оказывает сопротивление своим угнетателям, оказывает и поддержку тем, кто борется с ними.
[…]
Ген. Кутепов вел дело борьбы в России по двум направлениям: по следам ГПУ («трестам») и по своим путям, известным только ему самому. Ген. Кутепов, прибегая к дорожкам чекистов, считал, что и эти дорожки иногда могут быть полезны. Все зависит от походника, — говорил А. П., — наши средства настолько малы, что у нас нет надежды расширить дело до нужных размеров. Нам не всегда следует отказываться даже от путей ГПУ, которые, конечно, очень опасны, но эту опасность мы знаем. Каждая же побывка в России дает нам нового опытного человека. Это своего рода школа, жестокая школа, но она нам необходима.
Ген. Кутепов всегда предупреждал «своих» о тех путях, которые им предстоят. Делал соответствующий подбор людей, давал точные инструкции и, если пути были сомнительные, то не возлагал на походников никаких заданий кроме одного — «хорошо присмотреться». Если же пути были «свои», то ген. Кутепов предоставлял походникам полную инициативу, давая лишь общие директивы. Опыт указал, что первый раз по «тресту» можно было идти без особого риска… В дальнейшем все зависело от способностей посылаемых.
Близкие люди неоднократно убеждали А. П. быть осторожным, взять охрану и переехать в лучшую квартиру – все такие разговоры подымались задолго до 26 января 1930 года. А ген. Кутепов, смеясь, отвечал:
— Я уже давно хожу под охраной чекистов, — и рассказывал отдельные эпизоды этого «охранения».
На более настойчивые просьбы ген. Кутепов уже отвечал строго и упорно отрицательно, и переубедить его не было никакой возможности. Отказ его, по существу, вызывался такими причинами:
Первая из них лежала в самой личности ген. Кутепова. Он, взявшись за дело борьбы с большевиками, в сущности был обреченным человеком и смело шел навстречу смерти. […] Вторая причина та, что ген. Кутепов вел все дело единолично. Всю ответственность брал только на самого себя. Встречался с разными людьми с глазу на глаз и считал, что его охрана во многих случаях, быть может, как раз в самых опасных, будет только мешать. Третья причина — отсутствие средств даже на борьбу…
Ген. Кутепов погиб… Боль большая, нестерпимая, давящая и которая никак не проходит вот уже несколько лет… Ген. Кутепов погиб, но он погиб, как все наши герои, – на посту. Так и должно было быть. Ген. Кутепов мог погибнуть только при исполнении своего долга перед Россией, которую он любил превыше всего… Генерала Кутепова нет, но еще остались кутеповпы. Борьба А. П. будет продолжаться…